размахнется в шара, да Нехлюдова в грудь турником ка-ак стукнет! Охнул даже сердечный. Так что ж? Нет того, чтоб извиниться — грубый такой! Пошел себе дальше, на него и не посмотрел; да еще бормочет:
— Чего, — говорит, — тут суются? От этого шара не сделал. Разве нет места?
Тот подошел к нему, побледнел весь, а говорит, как ни в чем не был, учтиво так:
— Вы бы прежде, сударь, должны извиниться: вы меня толкнули, — говорит.
— Не до извинений мне теперь: я бы, — говорит, — должен выиграть, а теперь, — говорит, — вот моего шара сделают.
Тот ему опять говорит:
— Вы должны, — говорит, — извиниться.
— Убирайтесь вы, — говорит. — Вот пристал!
А сам всё на своего шара смотрит.
Нехлюдов подошел к нему еще ближе да за руку его.
— Вы невежа, — говорит, — милостивый государь!
Даром что тоненький, молоденький, как девушка красная, а какой задорный: глазенки горят, вот так съесть его хочет. Большой-то гость мужчина здоровый, высокий, куда Нехлюдову!
— Что-о? — говорит, — я невежа!
Да как закричит, да как замахнется на него. Тут подскочили, кто был, за руки их поймали обоих, растащили.
Тары да бары, Нехлюдов говорит:
— Пусть он мне удовлетворенье даст, он меня оскорбил, дескать, — т. е. дуэль хотел с ним иметь. Известно, господа: уж у них такое заведение... нельзя!.. Ну, одно слово, господа!
— Никакого, — говорит, — удовлетворенья знать не хочу! Он мальчишка, больше ничего. Я его за уши выдеру.
— Ежели вы, — говорит, — не хотите драться, так вы не благородный человек.
А сам чуть не плачет.
— А ты, — говорит, — мальчишка! я от тебя ничем не обижусь.
Ну, развели их, как водится, по разным комнатам. Нехлюдов с князем дружны были.
— Поди, — говорит, — ради Бога, уговори его, чтобы он, то есть, на дуэль согласие сделал. Он, — говорит, — пьян