учебном заведении узнал всё то, что до него выработано человечеством, того, который сам себя считает выше толпы, — его, всё время толковавшего о свободе, правах, неприкосновенности жизни человека, берут, наряжают в шутовской наряд, велят вытягиваться, унижаться перед всеми теми, у кого на наряде лишний галун, велят кривляться, кланяться, ломаться, велят обещаться убивать братьев и родителей, и он на всё готов и только спрашивает, когда и как ему велят это делать. И завтра его выпустят, и он, как встрепанный, опять с важностью продолжает проповедовать права, свободу, неприкосновенность жизни человека...
И тут-то — с таким составом людей, обещающихся убивать своих родителей, — либералы, социалисты, анархисты, вообще люди общественного жизнепонимания толкуют о том, как устроить такое общество, при котором бы люди были свободны. Да какое же нравственное и разумное общество можно устроить из таких людей? Из таких людей, как их ни переставляй, ничего другого нельзя устроить, как только стадо животных, управляемое криками и кнутами пастухов...
Над людьми мира нависла страшная тяжесть зла и давит их. Люди, стоящие под этой тяжестью, всё более и более задавливаемые, ищут средств избавиться от нее.
Они знают, что общими силами они могут поднять тяжесть и сбросить ее с себя; но они не могут согласиться все вместе взяться за нее, и каждый сгибается ниже и ниже, предоставляя тяжести ложиться на чужие плечи, и тяжесть всё больше и больше давит людей и давно бы уже раздавила их, если бы не было людей, руководящихся в своих поступках не соображениями о последствиях внешних поступков, а только внутренним соответствием поступка с голосом совести. И такие люди и были и есть — христиане, потому что в том, чтобы вместо цели внешней, для достижения которой нужно согласие всех, ставить себе цель внутреннюю, для достижения которой не нужно ничьего согласия, и состоит сущность христианства. И потому спасение от порабощения, в котором находятся люди, невозможное для людей общественных, и совершалось и совершается только христианством, только заменой общественного жизнепонимания христианским...
Цель общей жизни не может быть вполне известна тебе, — говорит христианское учение каждому человеку, — и представляется тебе только как всё большее и большее приближение к бесконечному благу всего мира, к осуществлению царства божия; цель же личной жизни несомненно известна тебе и состоит в осуществлении в себе наибольшего совершенства любви, необходимого для осуществления царства божия. И цель эта всегда известна тебе и всегда достижима.
Тебе могут быть неизвестны наилучшие частные внешние цели; могут быть положены преграды для осуществления их;
