противъ моей законной собственности, купленной мною дорогой цѣной. Кромѣ того, очень скоро послѣ моей женитьбы я сдѣлалъ необыкновенное открытіе о томъ, что жена моя, кромѣ своей любви ко мнѣ, даже, какъ мнѣ казалось, въ протипоположность этой любви, имѣла свои чувства, привычки, то, что называютъ убѣжденіями, и еще больше неожиданное открытіе (столь же неожиданное и оскорбительное для меня, какъ и то, что она храпѣла), что она сердилась и, когда сердилась, говорила очень ядовитыя мнѣ вещи. Тутъ же она забеременила, начались капризы и ссоры. Я служилъ тогда предводителемъ. На съѣздъ пріѣзжалъ къ намъ товарищъ прокурора, который повадился ѣздить. И у меня началась ревность.
Я, женившись, рѣшилъ быть вѣренъ своей женѣ и, признаюсь, гордился этимъ, гордился тѣмъ, что, будучи 10 лѣтъ развратникомъ, я былъ вѣренъ моей женѣ. О томъ, чтобы она была невѣрна мнѣ, она, моя жена, я не могъ подумать безъ ужаса.[1] И потому чувства, которыя вызывало во мнѣ ухаживанье этаго товарища прокурора, были ужасно мучительны. Должно быть, я сталъ непріятенъ. Она стала еще непріятнѣе. И не прошло еще году, какъ я узналъ еще новый, всѣмъ извѣстный секретъ, именно тотъ, что супружеская жизнь 99/100 есть неперестающій адъ и мученія, и что всѣ супруги сговорились скрывать отъ всѣхъ этотъ всѣмъ извѣстный секретъ. У насъ шелъ адъ, а для людей было похоже на ту жизнь, которую я воображалъ себѣ; но похоже было только снаружи, т. е. тѣ, которые смотрѣли на насъ, могли признавать, что мы жили любовной жизнью, но изнутри это было не такъ.[2] Стычки были безпрестанныя. Слова все болѣе и болѣе жестокія говорились другъ другу. Тогда я не понималъ того, что насъ связывала вовсе не любовь, a нѣчто совсѣмъ противуположное; находили періоды просто злобы другъ на друга безъ всякой видимой причины, подъ самыми непонятными предлогами — за кофе, за пролетку, за ломберный столъ, все дѣла, которыя ни для того ни для другаго не имѣли никакой важности. Я не замѣчалъ тогда, что эти періоды злобы возникали совершенно правильно и равномѣрно, соотвѣтственно періодамъ того, что мы называли любовью. Періодъ любви — періодъ злобы, длинный періодъ [любви][3] — длинный періодъ [злобы].[4] Тогда мы не понимали, что эта любовь и злоба были тоже самое чувство, только съ разныхъ концовъ. Такъ шло 12 лѣтъ. Старшему мальчику было 11, дѣвочкѣ 9, еще два мальчика были 7 и 5 лѣтъ. 3-хъ лѣтній былъ послѣдній.
- ↑ Зачеркнуто: и негодованія. Это не могло быть.
- ↑ Зач.: Я не ревновалъ ее, но она ревновала безтолково и отношенія наши портились. Кромѣ того,
- ↑ Взятые в квадратные скобки слова, отсутствующие в автографе, вписаны в копии рукой С. А. Толстой и при исправлении копии Толстым оставлены в неприкосновенности.
- ↑ Взятые в квадратные скобки слова, отсутствующие в автографе, вписаны в копии рукой С. А. Толстой и при исправлении копии Толстым оставлены в неприкосновенности.
