провожатые солдаты. Спереди и сзади идутъ солдаты, а въ срединѣ ѣдетъ народъ.
Дѣло было лѣтомъ. Собрались на зорькѣ обозы за крѣпость, вышли провожатые солдаты и тронулись по дорогѣ. Жилинъ ѣхалъ верхомъ и телѣга его съ вещами шла въ обозѣ.
Ѣхать было 25 верстъ. Обозъ шелъ тихо; то солдаты остановятся, то въ обозѣ колесо у кого соскочитъ, или лошадь станетъ, и всѣ стоятъ — дожидаются.
Солнце уже и за полдни перешло, а обозъ только половину дороги прошелъ. Пыль, жара, солнце такъ и печетъ, и укрыться негдѣ. Голая степь; ни деревца, ни кустика по дорогѣ.
Выѣхалъ Жилинъ впередъ, остановился и ждетъ, пока подойдетъ къ нему обозъ. Слышитъ, сзади на рожкѣ заиграли, — опять стоять. Жилинъ и подумалъ: «А не уѣхать ли одному, безъ солдатъ? Лошадь подо мной добрая, если и нападусь на татаръ — ускачу. Или не ѣздить?...»
Остановился, раздумываетъ. И подъѣзжаетъ къ нему на лошади другой офицеръ, Костылинъ, съ ружьемъ, и говоритъ:
— «Поѣдемъ, Жилинъ, одни. Мочи нѣтъ — ѣсть хочется, да и жара. На мнѣ рубаху хоть выжми». А Костылинъ — мужчина грузный, толстый, весь красный, а потъ съ него такъ и льетъ. Подумалъ Жилинъ и говоритъ:
— А ружье заряжено?
— Заряжено.
— Ну, такъ поѣдемъ. Только уговоръ — не разъѣзжаться.