Только когда пришла бѣда, старый оставилъ ученье и самъ взялъ ягнёнка.
Разъ я стоялъ на дворѣ и смотрѣлъ на гнѣздо ласточекъ подъ крышей. Обѣ ласточки при мнѣ улетѣли, и гнѣздо осталось пустое.
Въ то время, какъ онѣ были въ отлучкѣ, съ крыши слетѣлъ воробей, прыгнулъ на гнѣздо, оглянулся, взмахнулъ крылушками и юркнулъ въ гнѣздо; потомъ высунулъ оттуда свою головку и зачирикалъ.
Скоро послѣ того прилетѣла къ гнѣзду ласточка. Она сунулась въ гнѣздо, но какъ только увидала гостя, запищала, побилась крыльями на мѣстѣ и улетѣла.
Воробей сидѣлъ и чирикалъ.
Вдругъ прилетѣлъ табунокъ ласточекъ: всѣ ласточки подлетали къ гнѣзду — какъ будто для того, чтобъ посмотрѣть на воробья, и опять улетали.
Воробей не робѣлъ, поворачивалъ головку и чирикалъ.
Ласточки опять подлетали къ гнѣзду, что-то дѣлали и опять улетали.
Ласточки не даромъ подлетали: они приносили каждая въ клювикѣ грязь и понемногу замазывали отверстіе гнѣзда.
Опять улетали и опять прилетали ласточки, и всё больше и больше замазывали гнѣздо, и отверстіе становилось все тѣснѣе и тѣснѣе.
Сначала видна была шея воробья, потомъ уже одна головка, потомъ носикъ, а потомъ ничего не стало видно: