враги, но маленькій ростомъ, хотя и крѣпкій, Удашевъ сталъ утонченъ, учтивъ и презрителенъ, а силачъ Ордынцевъ неприлично и обидчиво озлобленъ. Гостиная раздѣлилась на два лагеря. На сторонѣ Удашева была мать, сама Кити и Графиня Нордстонъ, на сторонѣ Ордынцева только Китти, но скоро прибавился ему на помощь Алабинъ и старый Князь, и партія стала ровна.
Разговоръ былъ поднятъ матерью о деревенской жизни, и Ордынцевъ сталъ разсказывать, какъ онъ живетъ.
— Какъ можно жить, — говорила Графиня Нордстонъ, — въ деревнѣ одному, не понимаю.[1]
— Стива разсказывалъ, что вы выставили прекрасную корову, — сказала Княгиня.
— Онъ, кажется, и не посмотрѣлъ на нее, — улыбаясь отвѣчалъ Ордынцевъ. И стараясь перевести разговоръ съ себя на другихъ: — Вы много танцовали эту зиму, Катерина Александровна?
— Да, какъ обыкновенно. Мама, — сказала она, указывая глазами на Удашева, но мама не замѣтила, и она сама должна была представить: — Князь Удашевъ А[лексѣй] В[асильевичъ?], Ордынцевъ.
Удашевъ всталъ и съ свойственнымъ ему открытымъ добродушіемъ, улыбаясь, крѣпко пожалъ руку Ордынцеву.
— Очень радъ. Я слышалъ про васъ много по гимнастикѣ.
Ордынцевъ холодно, почти презрительно отнесся къ Удашеву.
— Да, можетъ быть, — и обратился къ Графинѣ Нордстонъ.
— Ну что, Графиня, ваши столики?
Ордынцевъ чувствовалъ Удашева врагомъ, и Кити не понравилось это, но больше всѣхъ Нордстонъ. Она предприняла вышутить Ордынцева, что она такъ хорошо умѣла.
— Знаю, вы презираете это. Но чтоже дѣлать, не всѣмъ дано такое спокойствiе. Вы разскажите лучше, какъ вы живете въ деревнѣ.
Онъ сталъ разсказывать.
- ↑ Рядом на полях написано: ⟨Какъ только Ордынцевъ вошелъ въ этотъ вечеръ къ Щербацкимъ, онъ съ первыхъ словъ понялъ, что мѣсто его занято. Онъ принялъ на себя веселый, развязный тонъ, но глаза его, голубые, глубокіе, имѣли растерянное выраженіе, и даже Кити было жалко его. Какъ пріятно бываетъ женщинѣ жалѣть о несчастіи человѣка, несчастіи, сдѣланномъ ею самою. «Разумѣется, Гагинъ ни въ чемъ не виноватъ», подумалъ Ордынцевъ, и онъ былъ особенно любезенъ съ нимъ. Онъ только былъ неловокъ, самъ чувствовалъ это и потому становился еще болѣе неловокъ.⟩ Далее на полях написано: Мнѣ необходима красота Говорить по Русски. Парабола. Гипербола. Я 1-й ученикъ. А[ристократъ?] Удашевъ, но все забылъ. Впрочемъ, дамамъ скучно. Разговоръ о столикахъ и о деревенской жизни. «Я устраиваю жизнь для себя и другихъ». Свысока смотритъ на Графиню Нордстонъ. «Не могу видѣть этотъ тонъ; презирая, снисходить до насъ грѣшньіхъ»,
