больше, чем наполовину, так же, как и прежние, не боялись его,[1] но чувствовали к нему детскую нежность.
Nicolas был тем же субалтерн-офицером, хотя и поручиком, в эскадроне Денисова.
Когда Nicolas вернулся на перекладной из России и застал Денисова в его походном архалуке, с его походной трубкой, в избе, с раскиданными вещами и по старому грязного, мохнатого и веселого, совсем не такого припомаженного, каким он его видал в Москве, и они оба обнялись, они поняли, как не на шутку они друг друга любят. Денисов расспрашивал о домашних и особенно о Наташе. Он не скрывал перед братом, как нравилась ему его сестра. Он прямо говорил, что влюблен в нее, но тут же (как ничего неясного не было с Денисовым) прибавлял:[2]
— Только не про меня, не мне, старой вонючей собаке, такую прелесть назвать своею. Мое дело рубиться и пить.[3] А люблю, люблю, и всё тут, и вернее рыцаря не будет у нее, покуда меня не убили. За нее готов изрубить всякого и в огонь и в воду.[4]
Nicolas, улыбаясь, говорил:
— Отчего же? Коли она тебя полюбит.
— Вздор, не с моим рылом. Стой, б’ат, слушай. Я тут один жил — скука! Вот ей стихи сочинил. И он прочел:[5]
|
- ↑ Зачеркнуто: жалели ⟨но⟩ уважали его
- ↑ Зач.: что он и не думает когда-нибудь быть ее мужем.
- ↑ Зач.: Он объявил брату, что вернее рыцаря, как его, его сестренка не будет иметь, но что
- ↑ Зач.: но тревожить ее и надоедать ей не будет.
- ↑ Стихи вставлены по второй редакции рукописи.
