не отдавал себе отчета в том, что он сделал и что предстоит ему. Он сел и сыграл прелюдию любимой баркароллы. Баркаролла эта, привезенная недавно из Италии графиней Перовской, только что была понята и разучена в доме Ростовых. Это была одна из тех музыкальных вещей, которые напрашиваются в ухо и чувство, неотразимо привлекая к себе первое время и исключая всякие другие музыкальные воспоминания. Спать ложиться, просыпаешься — всё в ушах повторяются эти музыкальные фразы, кажется всё вяло, скучно и изысканно в сравнении с этими фразами. Запоет ли хороший голос эту мелодию, слезы навертываются на глаза, и всё кажется легким и ничтожным, и счастье так близким и возможным. Правда, такие мелодии, как эта баркаролла, скоро надоедают, делаются столь же невыносимыми, сколько они были неотразимыми первое время. Nicolas взял первые аккорды прелюдии и хотел встать.
«Боже мой, что я делаю», подумал он, «я бесчестный, я погибший человек. Пулю в лоб — одно, что остается. И что делать? как выйти из этого? Нет выхода. А я хочу петь с ними».
«Nicolas, что с вами?» спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она одна видела, что что нибудь не хорошо с ним. Он сердито отвернулся. Ему оскорбительно было за нее ее участие. Он считал себя столь низко упавшим человеком, что он срамил всех людей, которые любили его. Наташа с своей чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой было так весело в эту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. «Я слишком счастлива в эту минуту и слишком большое удовольствие предстоит мне, чтобы его портить сочувствием горю», почувствовала она и сказала себе: «нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел, так же как и я».
— Ну, Nicolas, — сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Она, гордо приподняв голову, грациозно опустив руки и энергическим движением переступая с каблучка на ципочки, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я», как будто говорила она. «Ну ка, кто останется равнодушным ко мне, посмотрим».
Ей все равно было, что два, три человека смотрели на нее. Она вызывала весь мир этим взглядом. Добрый восхищенный взгляд Денисова встретился с ее взглядом.
«Однако, какая вы злодейская кокетка будете», сказал ей его взгляд.
«Да еще какая!» отвечал ее взгляд и улыбка. «А что же, разве это дурно?»
— Ну, Nicolas.
Nicolas машинально ударил первый аккорд. «И что они делают глупости — поют», думал он, «когда тут человек — я, погибаю. Не об этом думать ладо, а о том, как спасти себя. А это всё глупо,
