одобрения, то на Безухового, несмотря на свою молодость, говорившего слишком громко и положившего оба локтя на стол и один даже в соус, то на дворецкого, всё предлагавшего дрей-мадеру. По ее мнению, надобно же было чем нибудь кончить с этой мадерой. Кроме того она беспокойно поглядывала и на графа, сидевшего рядом с известным ей полковником, любившим выпить лишнее (ей казалось, что он что то часто берет в руки бутылки и становится красен), и на детей, у которых что то такое начиналось неприличное, угрожавшее разразиться громчайшим хохотом. Они шептались, перегибались друг к другу, закусывали губы и даже изредка всфыркивали. Особенно меньшая дочь Наташа, некрасивая,[1] но красная, с пупурщиками, здоровая девочка лет двенадцати, с голыми руками и шеей, как и все что то затевала под столом и фыркала чаще всех. Гувернеры и гувернантки находились в приличном, сдержанном волнении и, продолжая сидеть прямо, отрывисто делали замечания своим воспитанницам и воспитанникам, но бунт видимо разгорался и угрожал общим взрывом неприличного хохота.
— Mon cher! — сказал старичек с звездой, оглядываясь с улыбкой на озабоченную графиню. — Rappelez vous une chose, — и он, как жемчужины, выпустил каждое слово: — la meilleure des causes est perdue du moment que l'on se fâche.[2] — И он засмеялся и засмеялись все, графиня выказала тонкую улыбочку и мигнула Гавриле, чтобы он переходил с бутылкой к следующему. Разговор шел по французски.
— [3] Князь говорит, что Бонапарт великой человек, а пленные в Египте? — сказала графиня. — Нет, я не соглашусь никогда, — и она покачала головой на Наташу, которая совсем нагнулась под стол.
— Что вы думаете об этом, княгиня? — обратился к[нязь] В[асилий] к[4] А. А., сидевшей недалеко от него. Задумчивые, полузакрытые глаза княгини[5] вдруг вспыхнули приятным блеском.[6]
— Я, как женщина, могу ошибаться и смотреть не так, как надо, на политику, — отвечала она, вздыхая, — но я не могу простить ему смерть Енгиенского. Это ужасно. — И она содрогнулась непритворно при одном воспоминании.
Léon неучтиво не обратил никакого внимания на замечания дам.
— Я не сержусь,[7] но говорю, что это самый великий полководец мира и что нас били всегда и будут бить, и придет в Петербург так же, как в Вену и Берлин, — продолжал он, отдавая
- ↑ Зачеркнуто: брюнетка
- ↑ [Милый мой, помните, что самое лучшее доказательство теряет силу, как только рассердишься.]
- ↑ Зач.: Léon
- ↑ Зач.: девушке
- ↑ Слово: княгини переделано из: княжны.
- ↑ Зач.: яркой румянец выступил на полное красивое лицо.
- ↑ Зач.: за то Тильзитский мир
