[76] галстукъ «со стрипками», прическа «со стрипками», даже разговоръ и манера танцовать «со стрипками» были для насъ вѣщами очень ясными. Продолжаю. Меблировка комнаты состояла изъ этаго кресла на полозьяхъ, дивана, который очень искусно превращался къ вечеру въ кровать и къ утру опять приходилъ въ первобытное положеніе, ломбернаго стола, который всегда былъ раскрытъ, и на которомъ лежали книги, тетради, пенковая трубка, изъ которой никто не курилъ и, такъ называемая, [изюм]ная чернильница съ подсвѣчникомъ въ середине. (Одинъ разъ, разспрашивая Володю объ одномъ молодомъ человѣкѣ, юнкерѣ, нашемъ родственникѣ, я сказалъ ему, не удовлетворяясь его ответами: «да ты дай мнѣ о немъ понятіе. Что онъ глупъ былъ?» — «Нѣтъ, онъ еще молоденькой мальчикъ былъ, ни глупъ, ни уменъ, такъ себѣ, но, знаешь, въ такомъ возрасте, въ которомъ всегда бываютъ смешны молодые люди. У него была губительная слабость, отъ которой, я всегда увѣрялъ его, онъ разстроитъ и желудокъ и обстоятельства, это изюмъ покупать.» — «Какъ изюмъ? спросилъ я. «Ну да какъ изюмъ? Какъ есть деньги, ужъ онъ не можетъ выдержать, посылаетъ въ лавочку покупать изюмъ, не изюмъ, такъ пряники, а не пряники, такъ саблю или тёрку какую нибудь купитъ.») Съ тѣхъ поръ изюмомъ называется у насъ всякая такого рода покупка, которая покупается, не потому что ее нужно, а такъ. Володя признавался, что чернильница эта была куплена въ изюмныя времена, да и видъ она имѣла изюмный.
Докторъ, должно быть предполагая, что посѣщеніе его никакъ для насъ не можетъ быть непріятно, заходилъ очень часто то въ мою, то въ Володину комнату. Онъ долго сидѣлъ у меня, и, несмотря на то, что дѣйствительно мнѣ было некогда переливать съ нимъ изъ пустаго въ порожнее на какую-то филоссофическую тему, несмотря на то, что передъ тѣмъ, какъ онъ взошелъ ко мнѣ, я съ математической вѣрностью разсчелъ, на сколько часовъ предстоитъ мнѣ занятій, и, несмотря на то, что я сказалъ [77] самъ себѣ, что не дамъ никому помешать себе, прямо скажу, что мнѣ некогда, онъ сидѣлъ у меня, и, хотя я слушалъ его и самъ отвѣчалъ ему, мысль моя была занята тѣмъ, что глупо, безсмысленно изъ ложнаго стыда разстроивать порядокъ своихъ занятій. А между тѣмъ что то говорило во мнѣ: «совѣстно сказать ему, что некогда; онъ такъ радъ поговорить старикъ съ человѣкомъ, объ умѣ котораго онъ весьма высокаго мнѣнія, и говоритъ онъ не глупо, главное-же, какъ замѣтить ему, что онъ мнѣ мѣшаетъ, когда онъ въ полной увѣренности, что дѣлаетъ мнѣ превеликую честь и удовольствіе. Впрочемъ онъ самъ скоро уйдетъ, не стоитъ и обижать его. Вотъ Володя, тотъ, хотя также хорошо понимаетъ всѣ эти тонкости, и хотя ему нужнѣе его задобривать по случаю дочки, но Володя сейчасъ скажетъ, и видно, что ему это труда никакого не стоить. Я тоже могу, но это стоитъ мнѣ всегда большаго труда, и я сдѣлаю это разъ,
