— 10 —•
стѣнкѣ». Ііо она не могла уничтожать все, что я нрисы-лалъ ей, и, какъ я только-что сказалъ, я находилъ средства говорить на ея осторожныхъ столбцахъ о нредметѣ, страшное значеніе котораго было совершенно неизвѣстио въ то время. Я рисовалъ чорта на стѣнѣ моей газеты, или, какъ выражался Одинъ очень остроумный человѣкъ, писалъ въ пользу чорта рекламу. Коммунисты, разсѣянные по одиночкѣ по всѣмъ странамъ и не имѣвшіе яснаго со-знанія своихъ общихъ стремленій, узнали изъ аугсбургской газеты, что они, дѣйствительно, существуютъ; при этомъ жо случаѣ они узнали свое дѣйствительное имя, которое было совершенно неизвѣстно многимъ изъ этихъ бѣдныхъ дѣтей-найденышей стараго общества. Чрезъ посредство аугсбургской газеты получали разсѣянныя по свѣту обідины комму нистовъ достовѣрныя свѣдѣній о безпрерывныхъ успѣ-хахъ ихъ дѣла; они узнали, къ своему величайшему изумле-нію, что они далеко не слабое, маленькое общество, а самая сильная изъ всѣхъ партій, что ихъ время, правда, еще не наступило, но что спокойное выжпданіе не есть потеря времени для людей, которымъ принадлежитъ будущее. Это признаніе, что будущее принадлежитъ коммунистам^ было сдѣлано мною самымъ осторожнымъ и боязли-вымъ тономъ,—и увы!—этотъ тонъ отнюдь не былъ притворный. Дѣйствительно, только съ ужасомъ и трепетомъ думаю я о времени, когда эти мрачные иконоборцы достигнуть господства; своими грубыми руками они безпощадно разо-бьютъ всѣ мраморныя статуи красоты, столь дорогія моему сердцу; они разрушать всѣ тѣ статистическія игрушки искусства, которыя такъ любилъ поэтъ; они вырубятъ мои олеандровыя рощи и станутъ сажать въ нихъ картофель; лиліи, которыя не занимались никакой пряжей и никакой работой и, однакоже, были одѣты такъ великолѣпно, какъ царь Соломонъ во всемъ своемъ блескѣ, будутъ вырваны изъ почвы общества, развѣ только онѣ захотятъ взять въ руки веретено; розъ, этихъ нраздныхъ невѣстъ соловьевъ, постигнетъ такая же участь; соловьи, эти безполезные пѣвцы, будутъ прогнаны,—и увы!—изъ моей «Книги Пѣсенъ» бакалейный торговецъ будетъ дѣлать пакету и всыпать въ нихъ кофе или нюхательный табакъ для старыхъ бабъ будущаго. Увы! я предвижу все это, н несказанная скорбь охваты-ваетъ меня, когда я думаю о погибели, которою нобѣдо-носный пролетаріатъ угрожаетъ моимъ стихамъ, которые
сойдутъ въ могилу вмѣстѣ со всѣмъ старымъ романтиче-