получилъ 3 ст. Анны, а товарищь мой, Н. Д. Талызинъ, былъ переведенъ въ гвардію.
Въ 1821 году, за отличіе, оказанное въ сраженіи въ экспедиціи въ Абхазіи, вмѣсто перевода въ гвардію, я былъ произведенъ въ поручики, ибо такъ былъ представленъ.
Въ 1824 году, за отличіе въ сраженіи во второй Абхазской экспедиціи, получилъ Владимірскій кретсъ съ бантомъ, а не переведенъ въ гвардію, ибо такъ былъ представленъ.
Въ 1826 году, по приглашенію его, отправился съ нимъ во 2-ю армію, коей онъ назначенъ былъ генералъ-квартирмейстеромъ. Возвратившись изъ С.-Петербурга въ началѣ 1827 года, онъ объявилъ, что не могъ хлопотать о переводѣ меня въ гвардію потому, что по случаю предстоящей войны съ турками подобные переводы отложены до войны.
Оставалась надежда на эту войну. Что же вышло?
За всѣ дѣйствія 1828 года я не получилъ ничего; а за 1829 годъ я получилъ бантъ на 3-ю ст. Анны и капитанскій чинъ.
Такъ разыгрались мои великолѣпныя мечты и обѣщанія его сіятельства.
Изъ сего явствуетъ, что невознаградимая потеря по моей военной службѣ произшла отъ того, что я не могъ попасть на дорогу, которая дала бы мнѣ значительный ходъ, или, лучше сказать, что я не достигнулъ перевода въ гвардію.
Разсуждая об этомъ въ настоящее время, когда прошло тому болѣе 25 лѣтъ, могу сказать по строгой правдѣ, что причины этому заключались частію въ поступкѣ князя Горчакова, противъ меня несправедливомъ, но большею частію во мнѣ самомъ, и именно въ моей нерѣшительности оставить при немъ службу; но факты разъяснятъ и то и другое гораздо положительнѣе. Постараюсь изложить ихъ въ томъ самомъ смыслѣ, какъ они были. Говорю, въ томъ самомъ смыслѣ, ибо бываютъ случаи въ жизни человѣка, кои никогда не забываются, — и приводимые здѣсь случаи, составляли въ жизни моей замѣчательную важность, навѣки запечатлѣны въ моей памяти. Слѣдовательно, можетъ быть измѣненіе въ словахъ, но не въ сущности.
Въ первую эпоху служенія моего при князѣ Горчаковѣ адъютантомъ, съ мая 1820 по октябрсь 1825 года, т. е. по день переѣзда изъ Имеретіи на Кавказскую линію, я былъ и адъютантъ, и правитель канцеляріи, и казначей, и завѣдывалъ его дѣлами, и жилъ вмѣстѣ съ нимъ въ одномъ домѣ, какъ семьянинъ. Онъ никогда не велъ счета своимъ деньгамъ, кои хранились у меня, ибо вѣрилъ въ мою честность и имѣлъ во всѣхъ дѣлахъ величайшую ко мнѣ довѣренность. Онъ любилъ меня, это правда; зато и я былъ ему преданъ всей душой, и дотого былъ къ нему близокъ, что даже воспринималъ его старшихъ дѣтей. За
