ними крестьянами, когда они сходились, какъ равноправные члены земскаго собранія, — объ этомъ я скажу ниже въ отдѣлѣ моихъ воспоминаній, относящихся къ земству, а теперь замѣчу, что воззрѣнія моей кременчугской хозяйки на «пановъ и хамовъ» раздѣляли многіе, но держали свои убѣжденія про себя, при первомъ случаѣ, настапили ли имъ на мозоль, или нечаянно дотрогивались до больнаго мѣста, въ ихъ рѣчахъ слышалось то же злорадное убѣжденіе, что «хамъ» такъ и останется хамомъ. Впрочемъ, такое явленіе не представляло собою ничего необычайнаго. Вѣдь и теперь, когда прошло болѣе тридцати лѣтъ со дня упраздненія крѣпостнаго права, нерѣдко слышатся рѣчи и совершаются дѣла, напоминающія намъ, что еще живы въ насъ традиціи о «панствѣ и хамствѣ». Эти традиціи не исчезаютъ безслѣдно въ какія-нибудь тридцать лѣтъ и не рѣдко выражаются въ попыткахъ вернуть хоть кое-что изъ того «добраго стараго времени». Но исторія говоритъ, что такія попытки были скоро проходящими явленіми и всегда давали отрицательные результаты.
Въ Кременчугѣ я случайно встрѣтился съ знакомымъ мнѣ помѣщикомъ Курской губе. К—вымъ. Это былъ человѣкъ далеко не заурядный, хотя нѣсколько эксцентричный. К-въ не бралъ чужія идеи напокатъ и не выдавалъ изъ за свои, какъ это любятъ дѣлать многіе. По своимъ воззрѣнімъ на крѣпостную реформу, онъ являлся либераломъ, но отрицалъ необходимость надѣленія крестьянъ землею въ той формѣ и на такихъ условіхъ, какъ это тогда прдалаглось къ осуществленію. На мое замѣчаніе, что оставить крестьянъ безъ земли — значитъ отдать ихъ въ кабалу тѣмъ же помѣщикамъ, — будетъ та же крѣпостая зависимость только подъ инымъ соусомъ.
— Ошибаетесь, и очень ошибаетесь, — возразилъ К. Но это понятно, вы молоды, съ условіями деревенскгао быта мало знакомы, а думаете болѣе по-книжному. Но жизнь одно, а книга другое дѣло. Прежде всего скажу вамъ, что я, отрицая надѣленіе крестьянъ землею, исключаю изъ этого усадебную осѣдлость. Въ тотъ день, когда крестьяне будутъ объявлены свободными, они одноврменно становятся полыми собственниками своихъ усадебъ, съ правомъ распоряжаться ими совершенно свободно по истеченіи перваго трехлѣтія со дня освобожденія. Эти три года, по моему мнѣнію, необходимы для того, чтобы обѣ стороны, помѣщики и крестьяне, могли бы осмотрѣться и установить взаимныя отношенія. Усадебная земля и осѣдлость поступаетъ крестьянамъ въ собственность, и вознагражденіе помѣщиковъ дѣо государства, подушная подать отмѣняется. Съ окончаніемъ перваго трехлѣтія крестьяне получаютъ право повсемѣстнаго свободнаго жительства и переселенія.
— И началось бы великое передвиженіе народа въ поискахъ за
