аргументом против собеседника. Если диверсия имеет хоть какое-нибудь отношение к thema quaestionis, то эта уловка применяется с некоторою скромностью; напротив, если диверсия совершенно не идет к делу и касается одного лишь противника, — уловка применяется беззастенчиво.
Например, я хвалил китайцев за то, что у них нет родового дворянства и должности даются единственно по выдержании экзаменов. Мой противник доказывал, что ученость не более, чем происхождение (которому он придавал известное значение), делает способным к несению должностей. — Теперь дело его обстоит плохо. И вот, он сейчас же сделал диверсию, что в Китае все сословия наказываются палками, поставил это в связь с усиленным чаепитием и вменил и то, и другое китайцам в упрек. — Если бы его противник вдался тотчас же в обсуждение всего этого, то он удалился бы от предмета и выпустил бы из рук уже приобретенную победу.
Беззастенчива диверсия в том случае, когда она совершенно уклоняется от сущности quaestionis и начинается, напр., таким образом: „Ведь вы недавно утверждали еще и то и т. д.“ Ибо тогда диверсия относится уже до известной степени к личности, о чем будет речь в последней уловке. Собственно говоря, это — промежуточная ступень между argumentum ad personam и argumentum ad hominem, которые будут там объяснены.
Всякий спор между заурядными людьми показывает, насколько эта уловка как бы прирождена всем: когда, именно, один человек в споре с другим делает нападки личного характера, а второй отвечает не опровержением их, а тоже личными нападками, направленными против первого, оставляя без ответа нападки, сделанные на него самого, то он как бы признает тем самым их справедливость. Он поступает подобно Сципиону, который напал на карфагенян в Африке, а не в Италии. На войне такая диверсия иногда может принести пользу. Но в споре она не годится, так как полученные упреки остаются в силе и слушатель узнает все дурное об обеих сторонах. В споре она применяется faute de mieux.
Уловка 30. Argumentum ad verecundiam. Вместо доказательств — приводить авторитеты, сообразуясь с познаниями противника. Unusquisque mavult credere quam judicare, говорит Сенека; поэтому легко спорить, имея за себя такой авторитет, к которому противник относится с уважением. А чем ограниченнее знания и способности противника, тем большее количество авторитетов имеет для него значение. Если же он обладает первостепенными познаниями и способностями, то для него или очень немногие будут авторитетами, или никто. Правда, он согласится со специалистами в какой-либо мало известной или со-
