Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/625

Эта страница была вычитана


— 622 —

чтобы отвести в удел диалектике лишь последнее[1]. Поэтому к его правилам, имеющим в виду вторую цель, часто примешиваются правила для достижения первой цели. Оттого мне и кажется, что он не вполне решил свою задачу[2].

Нужно всегда точно отграничивать предмет одной дисциплины от предмета другой. Чтобы точно установить понятие диалектики, нужно, не заботясь об объективной истине (которая — дело логики), рассматривать диалектику, лишь как искусство оставаться правым, что̀, конечно, чем легче, когда спорящий прав и по существу. Но диалектика, как такая, должна лишь научить, как защищаться против нападок всякого рода, — в особеннности, против нечестных, а также, как

  1. С другой стороны, в книге de elenchis sophisticis Аристотель опять-таки очень старается отграничить диалектику от софистики и эристики; разница при этом должна заключаться в том, что диалектические умозаключения правильны и по форме и по содержанию, а эристические и софистические (которые отличаются друг от друга лишь по цели, каковою в первом случае — при эристических умозаключениях — служит стремление остаться правым само по себе, а при софистических — достигаемый таким путем почет и приобретаемые благодаря ему деньги) — эристические и софистические ложны. Истинны ли предложения по содержанию, это всегда остается слишком недостоверным, чтобы из этого заимствовать основание для различения, и менее всего сам спорящий может быть вполне уверен в этом: лишь результат спора только и дает заключение об этом, и то ненадежное. Следовательно, под диалектикой Аристотеля мы должны понимать софистику, эристику и пейрастику, вместе взятые, и определять ее, как искусство оставаться правым в споре; конечно, наиболее важное вспомогательное средство при этом — прежде всего быть правым по существу дела: однако, этого средства одного при свойственном человеку способе мышления недостаточно, а с другой стороны, при слабости человеческого рассудка, и не безусловно необходимо. Поэтому нужны еще другие уловки, которые в силу того, что они не зависят от того, прав спорящий объективно или нет, могут применяться и в том случае, когда он объективно неправ; а так ли это в каждом данном случае, никогда с полною очевидностью не знаешь. На мой взгляд нужно, следовательно, более резко, чем это сделал Аристотель, отграничить диалектику от логики и логике предоставить объективную истину, поскольку она формальна, а диалектику ограничить искусством оставаться правым; напротив, софистику и эристику не следует, подобно Аристотелю, отделять от логики, так как это отличие основывается на объективной материальной истине, которую мы не можем ясно знать уже заранее и про которую можем лишь сказать с Понтием Пилатом: что есть истина? — Ибо veritas est in puteo, ἐν βυϑῳ ἡ ἀληϑεια. (Изречение Демокрита, Diog. Laert. IX, 72). Часто двое спорят очень оживленно, и затем каждый уходит домой с мнением противника: они обменялись своими мнениями. Легко сказать, что при споре не должна преследоваться другая цель, кроме достижения истины; но, ведь, неизвестно еще, где эта истина, и потому легко впасть в заблуждение, благодаря аргументам противника и своим собственным. — Впрочем, re intellecta, in verbis simus faciles; так как слово диалектика в общем принимают, обыкновенно, за равнозначащее со словом логика, то нашу дисциплину мы предпочитаем называть Dialectica eristica, эристическою диалектикой.
  2. (Об этом подробнее выше [примеч. на стр. 619]).