Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. IV (1910).pdf/413

Эта страница была вычитана


— 410 —

Отсюда возникают нерасположение, ненависть и презрение к человечеству.

В другом мы воспринимаем испорченность непосредственно, на себе самих; отсюда возникают смирение и даже сокрушение.

Для оценки морального достоинства человека весьма важно, какие из этих четырех настроении попарно (именно, одно из каждого отдела) господствуют в нем. В очень выдающихся характерах господствуют второе настроение первого отдела и второе настроение второго.

§ 229.

Абсолютная заповедь (категорический императив) — противоречие: всякая заповедь условна. Безусловно-необходимо долженствование, в смысле законов природы.

Моральный же закон вполне условен. Есть такой мир и такое воззрение на жизнь, при которых моральный закон лишен всякой силы и значения. Этот мир и есть, в сущности, реальный мир, в котором мы живем, как индивидуумы: ибо всякое отношение к моральности есть уже отрицание этого мира и нашего индивидуума. А такое воззрение — это как раз и есть воззрение по закону основания, в противоположность созерцанию идей.

§ 230.

Хотя ввиду вневременного единства умопостигаемого характера, эмпирический характер не может меняться и всегда должен оставаться тем же, однако развивается он лишь со временем и показывает самые различные стороны. Ибо характер слогается из двух факторов: один — это самая воля к жизни, слепое влечение, называемое силою темперамента; другой фактор — то обуздание воли, которое наступает, когда она познала мир, т. е. опять-таки самое себя. Поэтому человек сначала может следовать своим желаниям, пока не познает, как жизнь ύπουλος[1], как обманчивы ее наслаждения, какие в ней есть ужасные стороны: так образуются отшельники, кающиеся, Магдалины. Впрочем, нужно заметить, что такой поворот возможен лишь от полной наслаждений жизни к аскетической, добровольно отрекающейся от наслаждений, но не от жизни, действительно полной зла, — к добродетельной. Ибо самый прекрасный душою человек может жадно и невинно пить сладость жизни, пока он не знает ее с ее ужасной стороны; однако такой человек не может совершить злого дела, т. е. причинить другому страдание, чтобы себе доставить радость, так как пред глазами его тогда явственно встанет то, что̀ он делает, и он, несмотря на юность и неопытность, увидит чужое страдание

  1. „С испорченной сердцевиной“.