стоят даже и современные англичане, Bridgewater-treatise-господа, лорд Brougham и друг.; между прочим и Р. Овен, в своей Ostéologie comparée, вполне разделяет взгляды Лейбница, что̀ я подверг критике уже в первом томе. Для всех этих лиц телеология сейчас же оказывается и теологией, и при виде какой бы то ни было целесообразности в природе, они вместо того чтобы думать и изучать последнюю, разражаются детским криком design! design!, затягивают припев своей бабьей философии и затыкают свои уши от всех разумных доводов, какие, например, предлагал им еще великий Юм[1]. В этом английском убожестве виновато главным образом незнание кантовской философии, которое ныне, спустя 70 лет после ее зарождения, поистине составляет для английских ученых позорное пятно; а самое это незнание в свою очередь объясняется — по крайней мере, в главной своей доле — пагубным влиянием того ужасного английского поповства, которое своей заветной целью ставить полное отупение народа, для того чтобы и впредь удерживать в состоянии самого развращающего ханжества английскую нацию, в других отношениях столь интеллигентную; и вот, одушевляемые низким обскурантизмом, тамошние попы всеми силами борются против народного просвещения, против изучения природы и против всякого развития человеческих знаний вообще; сильные как своими интригами и связями, так и скандальной, безнаказанной и увеличивающей народную нужду стяжательностью, они простирают свое влияние и на университетских ученых и писателей, которые поэтому (как, например, Th. Brown, в своей книге On cause and effect) прибегают ко всякого рода недомолвкам и вывертам, лишь бы только не стать, хотя бы издалека, поперек пути этому «холодному суеверию» (как Пюклер очень метко назвал их религию) или ходячим аргументам в его пользу. Но упомянутые три великих человека жили задолго до рассвета кантовской философии, и страх перед телеологией, ввиду его источника, для них простителен: ведь и Вольтер даже считал физико-теологическое доказательство неопровержи-
- ↑ Замечу кстати, что если судить по немецкой после-кантовской литературе, то выходит, будто вся мудрость Юма заключалась в его явно несостоятельном скептицизме по отношению к закону причинности, — только об этой стороне его философии всюду и толкуют. Но для того чтобы действительно узнать Юма, необходимо прочесть его Natural history of religion и Dialogues on natural religion: там он выступает во всем своем величии, и названные сочинения, наряду с его Essay 20, on nationale character, — вот именно те произведения, за которые его по сей день больше всего ненавидят английские попы: я не мог бы сказать ничего лучшего для его славы.
