тождество личности от этого не пропадает. Оно зиждется на тождественной себе воле и неизменном характере последней. И она же, воля, придает неизменность выражению наших глаз. В сердце находится человек, а не в голове. Правда, вследствие нашей связи с внешним миром мы привыкли считать своей настоящей личностью субъект познания, познающее я, которое к вечеру устает, исчезает во сне, а поутру просыпается с обновленными силами и сияет лучезарнее. Но это я, в действительности, только мозговая функция, а вовсе не самая подлинная наша личность. Наше истинное я, зерно нашего существа, заключается в том, что́ находится позади я познающего и, собственно, не ведает ничего другого, как хотеть и не хотеть, быть довольным и недовольным, со всеми относящимися сюда модификациями, которые зовутся чувствами, аффектами и страстями. Именно это волящее я служит создателем я познающего, и оно не засыпает, когда спит последнее, и точно также остается невредимым, когда последнее исчезает в смерти. Наоборот, все то, что относится к сфере познания, обречено забвению; даже поступков моральной значительности мы иногда, спустя многие годы, не в силах припомнить вполне отчетливо, и мы уже не знаем, точно и в подробностях, как поступили мы при тех или других критических обстоятельствах нашей жизни. Но самый характер, по отношению к которому поступки служат лишь показателями, — его мы не можем забыть: он всегда совершенно таков, каким был и раньше. Самая воля, взятая в своей обособленности, устойчива: только она одна неизменна, неразрушима, не стареет — не в физическом, а в метафизическом смысле, — не относится к явлению, а представляет собою само являющееся. Выше, в 15-й главе, я показал, как на воле основывается и тождество сознания, насколько оно вообще существует; теперь, следовательно, я могу не останавливаться больше на этом пункте.
11) Аристотель в своей книге о сравнении вещей, достойных желания, между прочим, говорит: «жить хорошо — лучше чем жить» (Top. III, 2). Отсюда, с помощью двойного противоположения, можно сделать такой вывод: не жить лучше, чем жить дурно. Это для интеллекта несомненно, и тем не менее — большинство предпочитают жить очень дурно, чем совсем не жить. Причина этой привязанности к жизни не может заключаться в ее, привязанности, объекте, потому что жизнь, как мы показали в четвертой книге, это, в сущности, беспрерывное страдание или, по крайней мере, как это будет показано ниже, в 28-й главе, предприятие, не покрывающее своих издержек.
