Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. II (1910).pdf/235

Эта страница была вычитана


— 226 —

татом познания; в самом деле, как могло бы оказаться в результате то, чего не лежало в его элементах? Ведь заключение не может содержать в себе больше того, что есть в посылках. Таким образом, воля и здесь выступает как существо, которое совершенно отлично от познания и прибегает к услугам последнего только для своих сношений с внешним миром, а во всем остальном следует законам своей собственной природы, не получая от внешнего мира ничего, кроме самого повода к своим проявлениям.

Интеллект, в качестве простого орудия воли, так же разнится от нее, как молот от кузнеца. Покуда, в течение какой-нибудь беседы, действует один только интеллект, беседа остается холодной, — точно сам человек и не участвует в ней. И в таком случае мы не можем себя скомпрометировать, а разве только сконфузиться. Лишь тогда, когда на сцену появляется воля, действительно выступает сам человек, и тогда беседа становится теплой, а часто бывает даже и так, что дело становится жарким. И жизненную теплоту всегда приписывают воле; наоборот, о рассудке говорят холодный или выражаются так: подвергнуть что-нибудь холодному анализу, т. е. обсудить что-нибудь помимо влияния воли. А пытаться обернуть взаимное отношение воли и интеллекта и признать волю орудием последнего — это все равно, что считать кузнеца орудием молота.

Нет ничего досаднее, как если мы, оспаривая мнение какого-нибудь человека с помощью доводов и рассуждений и прилагая всяческие усилия к тому, чтобы убедить его, в уверенности, что мы имеем дело только с его рассудком, — замечаем, наконец, что он не хочет понимать и что мы таким образом имеем дело с его волей, которая замыкается от истины и нарочно выдвигает против нее недоразумения, уловки и софизмы, под прикрытием рассудка и его мнимого непонимания. При таких условиях подступиться к человеку логическим путем, конечно, нельзя, ибо доказательства и доводы, направленные против воли, — это все равно, что удары китайской тени, направленные против какого-нибудь твердого тела. Отсюда и столь употребительное выражение: Stat pro ratione voluntas. Подтверждений к сказанному дает вдоволь повседневная жизнь. Но, к сожалению, они встречаются и в области наук. Признания самых важных истин и самых редких человеческих творений напрасно будем мы ожидать от тех, кто почему-либо заинтересован в том, чтобы не дать им ходу, — потому ли, что такие истины и творения опровергают то, чему эти люди сами ежедневно учат, или потому, что эти