истинные замыслы. Например, я задумал известный план; но во-первых, на пути к его осуществлению стоит еще некоторое колебание во мне самом, а во-вторых, самая возможность его удачи весьма сомнительна, так как она зависит от внешних, еще не выяснившихся обстоятельств. Значит до поры, до времени все равно бесполезно было бы принимать то или другое решение, и я поэтому откладываю все дело на неопределенный срок. При таких условиях я часто не знаю, насколько в глубине души я сроднился со своим планом и насколько я, несмотря на свои колебания, желаю его удачи, — т. е. мой интеллект этого не знает. Но вот приходит весть, говорящая в пользу исполнимости моего замысла, — сейчас же в моей душе возникает чувство ликующей, неудержимой радости; оно охватывает все мое существо и надолго овладевает им, — к моему собственному изумлению. Ибо мой интеллект лишь теперь узнает, как твердо уже решилась моя воля осуществить указанный план и насколько она освоилась с ним, между тем как интеллект считал его еще совершенно проблематическим и думал, будто мои колебания подавили его. Или возьмем другой пример. Допустим, что я, увлекшись, связал себя с кем-нибудь договором, который, как мне казалось, весьма отвечает моим желаниям. Но дальнейшее течение обстоятельств чувствительно показывает мне все невыгоды и неудобства этого договора, и у меня является подозрение, не раскаиваюсь ли я в том, о чем прежде так усердно хлопотал; но я спугиваю эту мысль, уверяя себя, что, и не будучи связан договором, я все равно продолжал бы действовать как теперь. Но вот обязательство внезапно нарушает другая сторона, — и я с изумлением вижу, что это доставляет мне великую радость и облегчение. — Часто мы не знаем, чего мы хотим или чего боимся. Мы можем целые годы питать какое-нибудь желание, не признаваясь в нем, даже не вполне его сознавая, так как интеллект ничего не должен знать об этом, — иначе пострадало бы то доброе мнение, которое мы имеем о самих себе; но когда такое желание осуществляется, то мы по своей радости не без смущения узнаем, что нам этого хотелось, — например, смерти близкого родственника, после которого мы наследуем. И даже чего мы, собственно, боимся, мы иногда не знаем, потому что у нас не хватает мужества довести это до ясного сознания. Часто мы находимся в полном заблуждении даже относительно истинных мотивов того, почему мы делаем одно или не делаем другого, пока, наконец, какая-нибудь случайность не откроет нам тайны и мы не узнаем, что принимавшееся нами за мотив не было им, а мотив был на
