различия обоих, корневищем, надо считать я, которое, как общий и конечный пункт, принадлежит обоим. Это я представляет собою pro tempore тождественный субъект познания и воления, — тождественность, которую я уже в самой первой своей работе (О законе основания) и в своем первом философском изумлении назвал чудом κατ’ εξοχην. Это — временный, начальный и соединительный пункт всей совокупности явлений, т. е. объективации воли; оно, это я, обусловливает явление, но и само обусловлено им. Приведенную метафору можно продолжить вплоть до индивидуальных особенностей человека. Именно: как большой венчик обыкновенно вырастает только из большого корня, так и величайшие интеллектуальные способности сопутствуют только напряженной, страстной воле. Гений с флегматическим характером и слабыми страстями был бы подобен медоносным растениям, которые при видном, из плотных листьев состоящем венчике, имеют очень маленькие корни; но в действительности таких гениев не существует. То, что напряженность воли и страстность характера являются условиями повышенной интеллигенции, — это имеет свое физиологическое соответствие в том, что деятельность мозга обусловлена движением, которое при каждом ударе пульса сообщают ему большие, идущие за basis cerebri артерии; поэтому энергичное биение сердца и даже, по Биша, короткая шея служат условием значительной мозговой деятельности. Правда, встречается и соединение волевых и умственных свойств, противоположное указанному выше, — именно, мощные желания, страстный, бурный характер при слабом интеллекте, т. е. при маленьком и дурно сформированном мозге, под толстым черепом, — столь же частое, сколько и противное явление; его можно уподобить свекловице.
2) Но для того, чтобы не только фигурально описать сознание, но и основательно изучить его, необходимо прежде всего исследовать, что́ одинаково находится налицо во всяком сознании и потому, в качестве общего и постоянного момента, является главным. А затем мы рассмотрим то, что отличает одно сознание от другого и поэтому служит моментом привходящим и вторичным.
Сознание, конечно, известно нам лишь как свойство животных существ; следовательно, мы не имеем права, да и не можем мыслить его как-нибудь иначе, чем как животное сознание, и последнее выражение является уже тавтологией. Таким образом, то, что постоянно находится налицо во всяком животном сознании, даже самом несовершенном и слабом, это — непосредственное восприятие какого-нибудь вожделения и смены его удовлетворения и неудовлетворения, — в очень различных степенях. Это мы до из-
