имеем возможность понять какой-нибудь внешним образом выраженный процесс и с его внутренней стороны, — т. е. это единственное, что нам известно непосредственно, а не дано, как все остальное, только в представлении. Здесь, таким образом, лежит то, что одно лишь и пригодно стать ключом ко всему другому; здесь, как я сказал, находится единственная, узкая дверца к истине. Сообразно с этим, мы должны стараться понять природу из себя самих, а не наоборот — себя из природы. Непосредственно известное должно служить для нас истолкованием того, что известно лишь косвенно, — а не наоборот. Разве полет пули в силу полученного толчка мы понимаем лучше, чем свое собственное движение в силу воспринятого мотива? Иные, пожалуй, ответят на это утвердительно; я же говорю обратное. И мы убедимся, что сущность обоих только что упомянутых процессов тождественна, — конечно, тождественна постольку, поскольку самый низкий, еле внятный тон гармонии тождествен с одноименным ему тоном, лежащим на десять октав выше.
При этом следует заметить — и я всегда настаивал на этом — что и то внутреннее восприятие, которое мы имеем о своей собственной воле, еще вовсе не дает нам исчерпывающего и адекватного знания вещи в себе. Оно, это знание, было бы таким, если бы оно было совершенно непосредственно; но так как оно опосредствовано тем, что воля в телесности и посредством нее создает себе еще и интеллект (ради своих отношений к внешнему миру) и благодаря ему узнает себя в самосознании (этом необходимом отражении внешнего мира) как волю, то это знание вещи в себе не вполне адекватно. Прежде всего оно связано с формой представления, является восприятием и как такое распадается на субъект и объект. Ибо и в самосознании я не безусловно просто, а состоит из некоторого познающего, интеллекта, и некоторого познаваемого, воли: первое не познается, второе не познает, хотя то и другое сливаются в сознание одного я. Но именно потому это я не интимно для самого себя насквозь, не прозрачно, а темно, и остается таким образом загадкой для самого себя. Следовательно, и во внутреннем познании существует еще разница между бытием в себе его объекта и восприятием последнего в познающем субъекте. Но при этом внутреннее познание свободно от двух форм, которые присущи познанию внешнему, — именно, от формы пространства и обусловливающей всякое чувственное воззрение формы причинности. Напротив, форму времени оно еще сохраняет, как и форму познаваемости и познания вообще. Итак, хотя в этом внутреннем познании
