ваясь только известных отвлеченных понятий? Правда, задача метафизики не в том, чтобы наблюдать частные явления опыта; но ведь она задается целью правильно объяснить опыт в его совокупности, — поэтому, ее фундамент, бесспорно, должен иметь эмпирический характер. Мало того: самая априорность некоторой доли человеческого знания понимается ею как данный факт, от которого она и заключает к субъективному происхождению этой доли. Лишь настолько, насколько последнюю сопровождает сознание ее априорности, называется она у Канта трансцендентальной в отличие от трансцендентного, — что̀ означает «переходящий за всякую возможность опыта» и противополагается имманентному, т. е. остающемуся в пределах этой возможности. Я охотно восстановляю первоначальное значение этих введенных Кантом терминов, с которыми, как и с категорией и т. п., ведут ныне свою игру обезьяны философии.
Надо заметить однако, что источником метафизики является не только внешний опыт, но в такой же степени и внутренний; и даже самая своеобразная черта ее, делающая для нее возможным тот важный шаг, который один в силах привести ее к решению ее великого вопроса, — эта черта заключается в том, что она, метафизика, в надлежащем месте, приводит внешний опыт в связь с внутренним и последний делает ключом к первому; я это подробно и обстоятельно выяснил в своей Воле в природе, под рубрикой «Физическая астрономия».
Выясненное здесь и не опровержимое добросовестными аргументами происхождение метафизики из эмпирических источников знания, конечно, лишает ее той аподиктической достоверности, которую дает одно только априорное знание: такая аподиктичность остается на исключительную долго математики и логики, — но зато эти науки учат, собственно, только тому, что̀ каждый знает уже сам, хотя и неотчетливо; в крайнем случае, из априорного знания можно вывести еще самые первые элементы естествоведения. Если метафизика признает это, она откажется лишь от старого притязания, которое, согласно сказанному выше, покоилось на недоразумении и против которого во все времена свидетельствовали великое разнообразие и изменчивость метафизических систем, а также их неизменный спутник — скептицизм. Тем не менее, против самой возможности метафизики вообще эта изменчивость не может служить аргументом, так как последняя одинаково является уделом и всех ветвей естествознания: химии, физики, геологии, зоологии и т. д., — и даже истории она не пощадила. Если же когда-либо будет найдена — насколько это допускают пределы
