мы, как нам казалось, мыслили первоначально, на самом деле был уже именно второй, субъективно познанный мир представления, единственный мир, какой мы действительно в состоянии мыслить. Отсюда само собою напрашивается предположение, что мир, таким, как мы его познаем, существует тоже лишь для нашего познания, т. е. только в представлении, а не существует еще и вторично, вне последнего[1]. В соответствие с этим предположением должна быть затем установлена вещь в себе, т. е. нечто существующее независимо от нашего и всякого другого познания, — как совершенно отличное от представления и всех его атрибутов, т. е. от объективности вообще: а что́ собственно есть эта вещь в себе, это мы рассмотрим в нашей второй книге.
А только что осужденное нами допущение двух миров — объективного и субъективного, и обоих в пространстве, и возникающая при такой предпосылке невозможность перехода, моста между обоими лежат в основе рассмотренного в § 5-м І-го тома спора о реальности внешнего мира; по поводу этого я должен еще заметить следующее.
Субъективное и объективное не образуют собою одного сплошного ряда: непосредственно сознаваемое ограничено пределами кожи, или, лучше, самыми крайними концами исходящих из мозговой системы нервов. За этими пределами лежит мир, о котором мы не имеем иной вести, кроме той, какую получаем через посредство образов в нашей голове. Соответствует ли этим образам и насколько соответствует мир, существующий независимо от нас, — вот в чем вопрос. Отношение между обоими мирами могло бы существовать только через посредство закона причинности, — ибо лишь этот закон ведет от чего-нибудь данного к другому, совершенно отличному. Но и самый этот закон должен сперва доказать свои полномочия. Он может иметь или объективное, или субъективное происхождение, — но и в том, и в другом случае он лежит на одном из берегов и, следовательно, не может служить мостом. Если названный закон, как это принимали Локк и Юм, апостериорен, т. е. получен
- ↑ Я особенно рекомендую здесь следующее место в сочинениях Лихтенберга (Геттинген, 1801, т. II, стр. 12 и сл.): „Эйлер говорит в своих Письмах о различных предметах естествознания (т. II, стр. 224), что гром так же гремел бы и молния так же сверкала бы, если бы даже и не было ни одного человека, которого молния могла бы поразить. Это — очень распространенное мнение; но я должен сознаться, что мне никогда не легко было вполне понять его. Мне всегда казалось, что понятие быть есть нечто заимствованное из нашего мышления, и если не существует ощущающих и мыслящих тварей, то ничего больше и нет“.
