как и науке. Подобно тому как в музыке всякий отдельный период должен соответствовать тому звуку, до которого дошел основной бас, так всякий писатель, соответственно своей специальности, носит на себе отпечаток господствующей в его время философии. Но сверх того каждая наука имеет еще и свою специальную философию, почему и говорят о философии ботаники, зоологии, истории и т. д. Под этими «философиями» следует понимать не что иное, как главные выводы каждой науки, рассматриваемые и объединяемые с той высшей, иначе говоря, — самой общей точки зрения, какая только возможна в ее пределах. Эти общие результаты непосредственно примыкают к общей философии, доставляя ей важные данные и освобождая ее от необходимости самой разыскивать их в философски необработанном материале специальных наук. Эти частные философии представляют, таким образом, посредствующее звено между их специальными науками и философией в собственном смысле. В самом деле: так как философия должна давать самые общие ответы о совокупности вещей, то необходимо, чтобы эти ответы можно было сводить и применять и ко всякой отдельной категории предметов. Тем не менее философия каждой науки возникает независимо от общей философии, — вырастает из данных соответствующей науки; поэтому ей не надо дожидаться, когда, наконец, будет открыта общая философия: нет, хотя и выработанная раньше, она непременно будет соответствовать грядущей единой и истинной философии. Последняя же, наоборот, всегда нуждается в подкреплении и разъяснении со стороны философий частных наук, ибо самая общая истина должна находить себе подтверждение в истинах более специальных. Прекрасный образец философии зоологии дал Гете в своих размышлениях о дальтоновских и пандеровских скелетах грызунов (Заметки о морфологии, 1824). Подобные же заслуги перед этой наукой имеют Кильмайер, Деламарк, Жоффруа Сент-Илер, Кювье и мн. др., ибо все они указали общую аналогию, внутреннее сродство, устойчивый тип и закономерную связь животных пород.
Эмпирические науки, которые имеют своею целью исключительно самих себя и лишены философской тенденции, похожи на лицо без глаз. Они составляют, однако, подходящее занятие для людей с хорошими способностями, но чуждых высшим дарам интеллекта, которые, впрочем, были бы только помехой для мелочных исследований подобного рода. Такие люди концентрируют все свои силы и знания на какой-нибудь одной, строго отмежеванной области, в которой они и могут, при условии совер-
