лежит тоже воля. Все прежние объяснения призраков имели спиритуалистический характер: именно как такие служат они объектом кантовской критики, в первой части „Грез духовидца“. Я попытаюсь здесь дать им объяснение идеалистическое.
После этого краткого и предваряющего вступления к дальнейшим изысканиям, я пойду приличествующими в данном случае медленными шагами. Замечу только, что фактическая сторона дела, которого я касаюсь, предполагается мною уже известной читателю. Ибо с одной стороны, моя специальность — не повествование, значит, и не изложение фактов, а их теория; с другой стороны, мне пришлось бы написать толстую книгу, если бы я захотел повторить здесь все те истории магнетических лечений, сновидений, явлений духов и т. д., которые служат материалом для нашей темы и рассказаны уже во многих сочинениях; наконец, я совсем не чувствую и призвания бороться с скептицизмом невежества, чрезмерно умные гримасы которого с каждым днем все более и более теряют кредит и скоро будут в ходу еще только в Англии. Кто в настоящее время оспаривает факты животного магнетизма и его ясновидения, того следует назвать не неверующим, а невежественным. Но я должен пойти дальше, — я должен предположить знакомство, по крайней мере, с некоторыми из множества книг о спиритических явлениях или с какими-нибудь другими сведениями о последних. Даже цитаты из таких книг я даю лишь там, где дело касается специальных указаний или спорных пунктов. В остальном изложении я жду от своего читателя, которого представляю себе уже знакомым со мною по другим моим сочинениям, — я жду от него доверия к тому, что если я что-нибудь принимаю за фактически установленное, то это известно мне из хороших источников или по собственному опыту.
Итак, прежде всего спрашивается, действительно ли в нашем интуитивном интеллекте, или мозгу, наглядные образы, вполне и неотличимо сходные с теми, какие вызываются в нем наличностью тел, воздействующей на внешние чувства, — могут возникать без такого воздействия. К счастью, всякое сомнение в этом устраняется фактом, который нам известен очень хорошо, именно — сновидениями.
Выдавать сны за простую игру мыслей, за простые образы фантазии, — это свидетельствует о недостатке обдуманности или добросовестности: ведь очевидно, что между ними и этими явлениями есть специфическая разница. Образы фантазии слабы, тусклы, неполны, односторонни и так мимолетны, что образ какого-либо отсутствующего лица мы можем держать перед собою едва-едва в течение нескольких секунд, и даже самая оживленная игра фантазии не выдерживает никакого сравнения с той осязательной действительностью, какую рисует нам сон. Наша способ-
