В философии изображенный выше процесс принял самую безотрадную форму: наряду с Кантом всегда и всюду упоминается Фихте, как совершенно равная ему величина. „Кант и Фихте“ стало обычной фразой. „Мы пахали!“ Подобная же честь выпадает и на долю Шеллинга, мало того — proh pudor! — она же достается пачкуну бессмыслиц и губителю умов Гегелю! Вершина этого Парнаса становилась, очевидно, все более доступной. — „Есть ли у вас глаза? есть ли у вас глаза?“ можно было бы обратиться к подобной публике, как Гамлет обращается к своей негодной матери. Ах, у них нет глаз! — это ведь все те же люди, которые везде и всегда оставляли без поддержки истинную заслугу, для того чтобы воздать поклонение обезьянам и кривлякам всех специальностей. Так, они мнят, например, будто изучают философию, если читают к каждой ярмарке поспевающие книжные чада людей, в тупом сознании которых даже самые проблемы философии находят себе так же мало отзвука, как колокольчик в безвоздушном пространстве, — людей, которые, строго говоря, только для того и были созданы и приспособлены природой, чтобы, подобно всем другим, мирно заниматься честным ремеслом или возделывать поле и заботиться о размножении человеческого рода, — а между тем воображают, будто их прямая обязанность играть роль „гремящих бубенчиками шутов“. Их постоянное вмешательство и словоохотливость напоминает глухих, прерывающих разговор, и потому это не более как шум, беспокоящий и сбивающий тех людей, которые во все времена представляли совершенно единичное явление и в которых природа вложила призвание, а потому и действительное влечение к исследованию высших истин; очень часто случается даже, что они намеренно заглушают голоса этих редких личностей, так как творения последних им не ко двору, — им, этим господам, которые могут серьезно интересоваться исключительно только умыслами и материальными целями и которые, благодаря своему значительному числу, скоро поднимают такой крик, что никто не может расслышать своих собственных слов. В настоящее время они поставили себе задачей, вопреки кантовской философии, как и истине, проповедовать умозрительную теологию, рациональную психологию, свободу воли, полное и абсолютное отличие человека от животных, игнорируя постепенность в развитии интеллекта среди представителей животного царства; таким образом, их деятельность служит только remora для добросовестного искания истины. Когда заговорит человек вроде меня, они притворяются, будто ничего не слышат. Уловка хороша, хотя и не нова. Но я все-таки посмотрю, нельзя ли выманить барсука из его норы.
Итак, университеты, очевидно, служат очагом всей той махинации, которая вводит в философию умыслы. Только благодаря ему,
