ыскусственно, — тогда как решительно ничего не вытекает из высокопарной, претенциозной и умышленно непонятной болтовни трех известных софистов, которые отвлекли от него к себе внимание публики, Канта недостойной. До Канта, можно сказать, мы были во времени; теперь время в нас. В первом случае время реально, и оно пожирает нас, как и все, что в нем находится. Во втором случае время идеально: оно лежит в нас. И тогда отпадает прежде всего вопрос относительно будущего, загробного существования. Ибо когда нет меня, то нет более и времени. Только обманчивая видимость показывает мне время, которое будет якобы продолжаться, без меня, после моей смерти. Равным образом и все три отрезка времени — прошлое, настоящее и будущее, все они — мой продукт, принадлежат мне, а не я принадлежу преимущественно тому или другому из них. И другое еще следствие можно было бы извлечь из того положения, что время не присуще внутренней сущности вещей, — то следствие, что в некотором смысле прошлое не прошло и что все, когда-либо бывшее действительным и истинным, в сущности и теперь еще должно существовать, ибо время подобно лишь театральному водопаду, который как будто стремится вниз, на самом же деле, будучи простым колесом, не двигается с места, — согласно тому как в своем главном произведении давно уже я сделал аналогичное сравнение пространства с граненым стеклом, которое позволяет нам видеть единичный предмет в бесчисленном множестве изображений. Мало того: если бы мы, рискуя впасть в фантазерство, еще более углубились в предмет, то нам могло бы почудиться, будто при очень живом воспоминании нашего собственного, весьма отдаленного прошлого мы испытываем непосредственное впечатление, что время не затрагивает подлинной сущности вещей, а лишь всунуто между нею и нами как простая среда восприятия, по устранении которой все будет существовать сызнова; как, с другой стороны, и сама наша столь верная и живая память, в которой неувядаемо сохраняется это данным давно прошедшее, свидетельствует о том, что и в нас тоже есть нечто не стареющее вместе с нами и, следовательно, не лежащее в области времени.
Главная тенденция кантовской философии состоит в разъяснении совершенной разнородности реального и идеального, — путь к чему был уже проложен Локком. — Не важность сказать: идеальное, — это являющийся в пространстве наглядный образ, со всеми восприемлемыми в нем свойствами; реальное же, это — вещь сама по себе и для себя самой, независимо от ее представляемости в голове другого или в ее собственной. Но трудно провести границу между тем и другим, а в этом-то и вся задача. Локк показал, что все находящееся в этом образе, — цвет, звук, гладкость, шероховатость, твердость, мяг-
