О нѣтъ! то(!) не былъ храмъ, окутанный тѣнями,
Гдѣ жрица юная, прекрасна и легка,
Пріоткрывая грудь дыханью вѣтерка,
Въ цвѣты влюбленная, сжигала плоть огнями;
Лишь только бѣлые спугнули паруса
Птицъ возлѣ берега, и мы къ нему пристали,
Три черные столба нежданно намъ предстали,
Какъ кипарисовъ рядъ, взбѣгая въ небеса.
На трупъ повѣшенный насѣвъ со всѣхъ сторонъ,
Добычу вороны безжалостно терзали
И клювы грязные, какъ долота, вонзали
Во всѣ мѣста, и былъ онъ кровью обагренъ.
Зіяли дырами два глаза, а кишки
Изъ чрева полаго текли волной тлетворной,
И палачи, ѣдой пресытившись позорной,
Срывали съ остова истлѣвшіе куски.
И морды вверхъ поднявъ, подъ этимъ трупомъ вкругъ
Кишѣли жадныя стада четвероногихъ,
Гдѣ самый крупный звѣрь средь стаи мелкихъ многихъ
Былъ главнымъ палачемъ съ толпою вѣрныхъ слугъ.
А ты, Цитеры сынъ, дитя небесъ прекрасныхъ!
Всѣ издѣвательства безмолвно ты сносилъ,
Какъ искупленіе по волѣ высшихъ силъ
Всѣхъ культовъ мерзостныхъ и всѣхъ грѣховъ ужасныхъ.
Твои страданія, потѣшный трупъ,—мои!
Пока я созерцалъ разодранные члены,
Вдругъ поднялись во мнѣ потоки желчной пѣны,
Какъ рвота горькая, какъ давнихъ слезъ ручьи.
