Больного лебедя; онъ вырвался изъ клѣтки
И, тщетно лапами сухую пыль скребя
И по сухимъ буграмъ свой пухъ роняя рѣдкій,
Искалъ, раскрывши клювъ, изсохшаго ручья.
Въ пыли давно уже пустого водоема
Купая трепетъ крылъ, все сердце истомивъ
Мечтой объ озерѣ, онъ ждалъ дождя и грома,
Возникнувъ предо мной, какъ странно-вѣщій миѳъ.
Какъ мужъ Овидія, въ небесные просторы
Онъ поднялъ голову и шею, сколько могъ,
И въ небо слалъ свои безсильные укоры—
Но былъ небесный сводъ насмѣшливъ, нѣмъ и строгъ.
II
Парижъ мѣняется—но неизмѣнно горе;
Фасады новые, помосты и лѣса,
Предмѣстья старыя—все полно аллегорій
Для духа, что мечтамъ о прошломъ отдался.
Воспоминанія, вы тяжелѣй, чѣмъ скалы;
Близъ Лувра грезится мнѣ призракъ дорогой,
Я вижу лебедя: безумный и усталый
Онъ преданъ весь мечтѣ, великій и смѣшной.
Я о тебѣ тогда мечтаю, Андромаха!
Супруга, Гектора предавшая, увы!
Склонясь надъ урною, гдѣ нѣтъ святого праха,
Ты на челѣ своемъ хранишь печаль вдовы;
— О негритянкѣ той, чьи ноги тощи, босы:
Слабѣетъ вздохъ въ ея чахоточной груди,
И гордой Африки ей грезятся кокосы,
Но лишь туманъ встаетъ стѣною впереди;
