Та нота вырвалась и дико и нелѣпо,
Какъ исковерканный, безпомощный уродъ,
Заброшенный семьей навѣкъ во мракѣ склепа
И вдругъ покинувшій подземный, тайный сводъ.
Та нота горькая, мой ангелъ бѣдный, пѣла:
„Какъ все невѣрно здѣсь, гдѣ смертью все грозитъ!
О, какъ изъ-подъ румянъ, поддѣланныхъ умѣло,
Лишь безсердечіе холодное сквозитъ!
Свой трудъ танцовщицы и скучный и банальный
Всегда готова я безумно клясть, какъ зло;
Плѣнять сердца людей улыбкой машинальной
И быть красавицей—плохое ремесло.
Возможно ли творить, гдѣ все живетъ мгновенье,
Гдѣ гибнетъ красота, измѣнчива любовь,
И гдѣ поглотитъ все холодное Забвенье,
Гдѣ въ жерло Вѣчности все возвратится вновь!“
Какъ часто вижу я съ тѣхъ поръ въ воспоминаньѣ
Молчанье грустное, волшебный свѣтъ луны
И это горькое и страшное признанье,
Всю эту исповѣдь подъ шопотъ тишины!
