Волной кипящею предъ нами трупъ вздымался;
Онъ низвергался внизъ, чтобъ снова вырастать,
И какъ-то странно жилъ и странно колыхался,
И раздувался весь, чтобъ больше, больше стать!
И странной музыкой все вкругъ него дышало,
Какъ будто вѣтра вздохъ былъ слитъ съ журчаньемъ водъ,
Какъ будто въ вѣялкѣ, кружась, зерно шуршало
И свой ритмическій свершало оборотъ.
Вдругъ намъ почудилось, что пеленою черной
Распавшись, трупъ исчезъ, какъ поблѣднѣвшій сонъ,
Какъ контуръ выцвѣтшій, что, взору непокорный,
Воспоминаніемъ бываетъ довершенъ.
И песъ встревоженный, сердитый и голодный,
Укрывшись за скалой, съ ворчаньемъ мига ждалъ,
Чтобъ снова броситься на смрадный трупъ свободно
И вновь глодать скелетъ, который онъ глодалъ.
А вотъ придетъ пора—и ты, червей питая,
Какъ это чудище, вдругъ станешь смрадъ и гной,
Ты—солнца свѣтлый ликъ, звѣзда очей златая,
Ты—страсть моей души, ты—чистый ангелъ мой!
О, да, прекрасная—ты будешь остовъ смрадный,
Чтобъ подъ ковромъ цвѣтовъ, средь сумрака могилъ,
Среди костей найти свой жребій безотрадный,
Едва разсѣется послѣдній дымъ кадилъ.
Но ты скажи червямъ, когда безъ сожалѣнья
Они тебя пожрутъ лобзаніемъ своимъ,
Что ликъ моей любви распавшейся изъ тлѣнья
Воздвигну я навѣкъ нетлѣннымъ и святымъ!
