Когда то желая выдти къ читателю со своими воспоминаниіями черезъ двери журналовъ, я началъ разсказъ со времени поступленія въ гвардію, когда по обстоятельствамъ я вошелъ въ тѣсный кругъ писателей, представлявшій полный расцвѣтъ литературы конца 50-хъ годовъ. Мнѣ и самому было пріятно пересмотрѣть подкладку той блястящей одежды, которая, выразивъ наше своеобразное нравственное богатство, привлекла на насъ вниманіе всего образованнаго міра. Близость съ этою подкладкой я засвидѣтельствовалъ приложенными письмами знаменитыхъ писателей. Я не ошибся въ своихъ предположеніяхъ. Не взирая на то, что судьба, бросившая меня, какъ нарочно, изъ блестящей умственной среды прямо въ сельскую, переживавшую изумившую вселенную реформу, при которой приходилось съ величайшимъ усиліемъ выплывать на взбаламученномъ морѣ, литература сосредоточила свое вниманіе только на приведенныхъ мною письмахъ.
Но не такъ отнеслись къ моей задачѣ тѣ люди, для которыхъ литература лишь средство высказать свою силу. Надѣюсь, что въ дѣлѣ критики литературнаго интереса едва ли можно отыскать болѣе надежнаго судью, чѣмъ гр. Л. Н. Толстой. Онъ то, когда я передъ нимъ заговорилъ по окончаніи моихъ гвардейскихъ воспоминаній о намѣреніи начать мой разсказъ съ дѣтства, сказалъ: „это будетъ гораздо интереснѣе
