послѣднія вылетали при первомъ кругѣ, оставляя плясуна босымъ.
Дальніе и ближніе пріѣзжіе гостили по цѣлымъ недѣлямъ, и общество, особенно по утрамъ, раздѣлялось на двѣ половины: мужскую и дамскую.
Первая, сойдя съ антресолей, преимущественно держалась мужскаго кабинета и пріемной, выходившей стеклянною дверью на балконъ. Изъ той же пріемной большая дверь въ буфетъ была постоянно открыта, и тамъ желающимъ наливали водку, ромъ, хересъ и наливку. Послѣднее обстоятельство сильно помогало шумному разговору и громкому смѣху, раздававшемуся какъ въ пріемной, такъ и на балконѣ, гдѣ на столикѣ лежало большое зажигательное стекло, для желающихъ закурить на солнцѣ трубку. Помню, какъ второй Зыбинъ, Василій Дмитріевичъ, умѣвшій хорошо рисовать и писать, забавлялся посредствомъ зажигательнаго стекла выжиганіемъ вензелей на деревянныхъ колоннахъ балкона, выкрашенныхъ бѣлою краскою. Въ этой же пріемной я удостоился увидать знаменитаго мценскаго силача Протасова Василія Семеновича. Легенды о его необычайномъ, ростѣ и силѣ повторялись со всѣхъ сторонъ. Такъ, разсказывали, что изъ своего имѣнія въ городъ онъ постоянно ѣздилъ на крѣпкихъ бѣговыхъ дрожкахъ, въ которыхъ запряженъ былъ саврасый меринъ.
Въ крутой и каменистой соборной мценской горѣ будетъ до ста саженей. Однажды Василій Семеновичъ, подъѣхавъ къ ней, сказалъ: „ну саврасый, ты много меня возилъ, а я тебя ни разу“. Съ этими словами мценскій Милонъ взвалилъ себѣ на плечи обѣ переднія лопатки саврасаго, которому осталось только послушно переступать задними ногами. Протасовъ встащилъ лошадь вмѣстѣ съ дрожками на гору къ самому собору.
Разсказываютъ также, что въ тѣ времена, когда окрестности Мценска представляли чуть не сплошной лѣсъ, Василій Семеновичъ, возвращаясь поздно вечеромъ черезъ Сатыевскій верхъ, услыхалъ передъ собою свистъ и затѣмъ вопросъ: „слышишь?“ — „Слышу“, отвѣчалъ Василій Семеновичъ; и когда четыре молодца бросились къ нему, сказалъ: „не трогайте,
