съ нею пропало прекрасное брилліантовое кольцо, подарокъ матери. Для избѣжанія новыхъ вторженій въ спальню, я приказалъ въ мастерской сдѣлать внутреннія створчатыя ставни на обоихъ окнахъ, по закрытіи которыхъ я спалъ въ темнотѣ. Люди спали отъ меня на другой половинѣ за капитальной каменной стѣною, и поэтому во избѣжаніе всякихъ враждебныхъ попытокъ я клалъ подъ подушку заряженный пистолетъ.
Несмотря на благосклонный вѣтеръ, подувшій въ городскомъ саду въ мои паруса, по совершенно случайной иниціативѣ кн. Щербатова, я не имѣлъ еще никакихъ данныхъ для безопаснаго плаванія среди враждебныхъ шкеръ. Измѣнилось мнѣніе Ревеліоти, но кто могъ поручиться за какого нибудь безалабернаго Витю Кудушева?
Было майское полнолуніе, и ночной холодъ заставилъ меня закрыть ноги чернымъ калмыцкимъ тулупомъ, служившимъ мнѣ иногда вмѣсто халата. Вдругъ около полуночи слышу шумъ двери въ библіотекѣ и громкій, хотя и сиплый зовъ Кудушева; „Фетъ! Фетъ!“
Съ просонокъ я инстинктивно сунулъ было руку подъ подушку, но окончательно очнувшись крикнулъ идущему въ спальню: „что такое?“
— Одѣвайтесь скорѣй, сказалъ тотъ же голосъ: Ревеліоти очень дурно, онъ умираетъ; докторъ бросилъ ему кровь, но кровь не пошла. Мы потеряли голову, и меня послали за вами.
Надѣвши туфли, тулупъ и фуражку, я бѣгомъ пустился по крайней мѣрѣ за 200 саж. до квартиры Ревеліоти.
Войдя въ калитку и видя со двора освѣщенныя окна, я на ходу спросилъ: „какія это тѣни мелькаютъ за окнами?“
— Это люди, потерявшіе голову, суются взадъ и впередъ, отвѣчалъ Витя.
Я торопливо вбѣжалъ по деревяннымъ ступенямъ крыльца.
— Да тутъ ромомъ пахнетъ! воскликнулъ я, отворяя дверь въ переднюю.
— И превосходная жженка, прибавилъ Витя, съ хохотомъ, толкая меня изъ передней въ столовую.
Въ комнатѣ, напитанной винными испареніями, за столомъ сидѣла вся молодежь.
