— Что это ты, Петръ, въ такой суетѣ? спрашиваю я.
— Да какъ же тутъ быть! восклицаетъ онъ, подымая руки: скоро ли до базара то дойдешь! да и какой теперь базаръ: я, чай, всѣ разошлись. А вѣдь нашъ-то прибѣжалъ въ кухню да и спрашиваетъ: „что у тебя готовится? Лопухинъ будетъ обѣдать“. Поваръ показалъ кастрюли. „Ракалья! закричали полковникъ: вали все въ лоханку! Чтобы сію минуту былъ новый обѣдъ!“ Вотъ и поди ты!
— Да ты, Петръ, вмѣсто того, чтобы тыкаться, скачи на базаръ на моихъ лошадяхъ и забирай, что нужно.
— Дай Богъ вамъ здоровья! воскликнулъ шаровидный Петръ и, вскочивъ въ шарабанъ, помчался во весь духъ.
Наконецъ отыскался и нашъ бригадный Петръ Павловичъ.
Впродолженіе жаркаго дня и онъ, подобно намъ, отсиживался на квартирѣ; зато вечеромъ мы нерѣдко съ нимъ встрѣчались и втроемъ съ Бюлеромъ совершали прогулки по пустыннымъ улицамъ Ново-Миргорода.
Однажны, когда мы шли, направляясь къ главной улицѣ, я замѣтилъ невиданное въ Ново-Миргородѣ явленіе: навстрѣчу къ намъ шелъ по тротуару ливрейный слуга и подойдя обратился ко мнѣ со словами: — „Елиз. Ѳед. Петковичъ остановились въ гостинницѣ проѣздомъ на богомолье, и просятъ васъ пожаловать къ нимъ, такъ какъ завтра рано утромъ уѣзжаютъ“.
Слуга исчезъ, а мы продолжали подходить къ единственной небольшой гостинницѣ.
— Какъ? что? восклицалъ Пущинъ: это онъ идетъ къ Бржесской, и я пойду.
Слава о красотѣ Бржесской очевидно дошла и до генерала. Но какая въ его изображеніи возникла связь между ея красотой и мной, объяснить не берусь. Представленіе это возбуждало въ немъ явную игривость. Напрасно повторялъ я, что это не Бржесская, онъ продолжалъ восклицать: „Бржесская! Карлъ Ѳед., пойдемте за нимъ!“ приводя меня этими словами въ немалое смущеніе.
Когда я сталъ входить по деревяннымъ ступенямъ крыльца гостинницы, генералъ, какъ я втайнѣ предчувствовалъ, отсталъ отъ меня.
