— Натянутость мысли, — говоритъ прихихикивая Черкасскій, — не всегда бываетъ признакомъ ея глубины, а иногда прикрываетъ совершенно противоположное качество.
— Это противоположное, — пищитъ своимъ фальцетомъ Новосильцевъ, — имѣетъ нѣсколько степеней: il y a des sots simples, des sots graves et des sots superfins.
Что касается меня, то едва ли я былъ не одинъ изъ первыхъ, почуявшихъ несомнѣнный и оригинальный талантъ Полонскаго. Я любилъ встрѣчать его у насъ наверху до прихода еще многочисленныхъ и задорныхъ спорщиковъ, такъ какъ надѣялся услыхать новое его стихотвореніе, которое читать въ шумномъ сборищѣ онъ не любилъ. Помню, въ какомъ восторгѣ я былъ, услыхавъ въ первый разъ:
Мой костеръ въ туманѣ свѣтитъ,
Искры гаснутъ на лету…
Появлялся чрезвычайно прилежный и сдержанный С. С. Ивановъ, впослѣдствіи товарищъ попечителя московскаго университета. Съ великимъ оживленіемъ спорилъ, сверкая очками и темными глазками, кудрявый К. Д. Кавелинъ, котораго кабинетъ въ домѣ родителей являлся въ свою очередь сборнымъ пунктомъ нашего кружка.
Приходилъ къ намъ и весьма способный и энергичный, Шекспиру и въ особенности Байрону преданный, Студицкій. Жаль, что въ настоящее время я не помню ни одного изъ превосходныхъ его стихотворныхъ переводовъ еврейскихъ мелодій Байрона. Вынужденный тоже давать уроки, онъ всѣмъ выхвалялъ поэтическій талантъ одного изъ своихъ учениковъ, помнится Карелина. Изъ приводимыхъ Студицкимъ стиховъ юноши, въ которыхъ говорится о противоположности чувствъ, возбуждаемыхъ въ немъ окружающимъ его буйствомъ жизни, я помню только четыре стиха:
Какъ часто, внимая ихъ пѣснямъ разгульнымъ,
Одинъ я межь всѣми молчу,
Какъ часто, внимая словамъ богохульнымъ,
Тихонько молиться хочу.
Что Григорьевъ съ 1-го же курса совершенно безнамѣренно сдѣлался центромъ мыслящаго студенческаго кружка,
