явился отецъ и сказалъ, что рѣшено не оставлять меня въ такомъ отдаленіи отъ родныхъ, а везти въ Москву для приготовленія въ университетъ.
— А ну сыграй-ка на фортопьянахъ, сказалъ отецъ, когда я пришелъ къ нему въ гостинницу.
Я вынужденъ былъ разсказать о случившемся, къ немалому неудовольствію отца.
На другой день мы были уже въ кибиткѣ и черезъ Петербургъ доѣхали въ Москву. Здѣсь, по совѣту Новосильцова, я отданъ былъ для приготовленія къ университету къ профессору московскаго университета, знаменитому историку М. П. Погодину.
Въ назначенный часъ я явился къ Погодину.
Вмѣсто всякаго экзамена, Михаилъ Петровичъ вынесъ мнѣ Тацита и, снабдивъ перомъ и бумагой, заставили въ комнатѣ, ведущей къ нему въ кабинетъ, перевести страницу безъ пособія лексикона. Не знаю, въ какой степени удовлетворительно исполнилъ я свою задачу; полагаю даже, что почтенный Михаилъ Петровичъ и не провѣрялъ моего перевода по оригиналу, но на другой день я вполнѣ устроился въ отдѣльномъ лѣвомъ флигелѣ его дома.
Помѣщеніе мое состояло изъ передней и комнаты, выходящей заднимъ окномъ на Дѣвичье поле. Товарищемъ моимъ по комнатѣ оказался нѣкто Чистяковъ, выдержавшій осенью экзаменъ въ университетъ, но недопущенный въ число студентовъ на томъ основаніи, что одноклассники его по гимназіи, изъ которой онъ вышелъ, еще не окончили курса. Такимъ образомъ, жалуясь на судьбу, Чистяковъ снова принялся за Цицерона, Энеиду и историческія тетрадки Ивана Дмитр.
