"А по отношенію къ женщинѣ, думаешь ты, послѣднее будетъ принадлежать къ одному искусству, а "собираніе" плода — къ другому?"
— Это было бы неестественно.
"Да, неестественно. Но такъ какъ у насъ сведете мужчины съ женщиною бываетъ и неправильное, преступное, — имя всему этому — сводничество, — то повивальныя бабки, женщины почтенныя, и избѣгаютъ сватанія, боясь, какъ-бы сватаніемъ не накликать на себя обвиненія въ сводничествѣ. А между тѣмъ правильно отыскать жениха можетъ только настоящая повивальная бабка."
— Выходитъ такъ.
"Таково дѣло повивальной бабки. Мое же дѣло гораздо сложнѣе. У женщинъ не бываетъ того, чтобы онѣ раждали разъ тѣни, а другой разъ-настоящихъ младенцевъ, и чтобы приходилось трудиться надъ вопросомъ, гдѣ одно, и гдѣ другое. Если бы это было такъ, то это составляло бы самую лучшую и высшую часть задачи повивальной бабки, именно: различать истинное отъ неистиннаго."
— Я думаю.
"Мое же повивальное искусство, хотя въ общемъ и сходится съ искусствомъ бабки, однако имѣетъ передъ послѣднимъ то преимущество, что мнѣ, примѣняющему его къ мужчинамъ, а не къ женщинамъ, приходится наблюдать за душами, а не за тѣлами, а главное, что я долженъ располагать всѣми средствами, чтобы обсудить, тѣнь ли и ложь представляетъ новорожденное души, или оно — нѣчто вполнѣ годное къ жизни и истинное. Общее опять-таки между мною и повивальною бабкою то, что а самъ не раждаю мудрости. Такимъ образомъ, упрекъ, который слышится съ многихъ сторонъ, что я другихъ спрашиваю обо всемъ, а самъ ни на что не даю отвѣта, вполнѣ правиленъ, и причина ясна: богъ заставляетъ меня наблюдать за другими и помогать имъ при родахъ, но самому производить запретилъ. Поэтому я самъ не носитель мудрости. Не я ее произвожу, не моей души она рожденіе. Но имѣющіе со мною общеніе, если сначала и ока
"А по отношению к женщине, думаешь ты, последнее будет принадлежать к одному искусству, а "собирание" плода — к другому?"
— Это было бы неестественно.
"Да, неестественно. Но так как у нас сведете мужчины с женщиною бывает и неправильное, преступное, — имя всему этому — сводничество, — то повивальные бабки, женщины почтенные, и избегают сватания, боясь, как бы сватанием не накликать на себя обвинения в сводничестве. А между тем правильно отыскать жениха может только настоящая повивальная бабка."
— Выходит так.
"Таково дело повивальной бабки. Мое же дело гораздо сложнее. У женщин не бывает того, чтобы они раждали раз тени, а другой раз-настоящих младенцев, и чтобы приходилось трудиться над вопросом, где одно, и где другое. Если бы это было так, то это составляло бы самую лучшую и высшую часть задачи повивальной бабки, именно: различать истинное от неистинного."
— Я думаю.
"Мое же повивальное искусство, хотя в общем и сходится с искусством бабки, однако имеет перед последним то преимущество, что мне, применяющему его к мужчинам, а не к женщинам, приходится наблюдать за душами, а не за телами, а главное, что я должен располагать всеми средствами, чтобы обсудить, тень ли и ложь представляет новорожденное души, или оно — нечто вполне годное к жизни и истинное. Общее опять-таки между мною и повивальною бабкою то, что а сам не раждаю мудрости. Таким образом, упрек, который слышится с многих сторон, что я других спрашиваю обо всём, а сам ни на что не даю ответа, вполне правилен, и причина ясна: бог заставляет меня наблюдать за другими и помогать им при родах, но самому производить запретил. Поэтому я сам не носитель мудрости. Не я ее произвожу, не моей души она рождение. Но имеющие со мною общение, если сначала и ока
