земли, и притомъ такъ, что нисколько не помнили своего прошедшаго. Не было у нихъ также и собственныхъ владѣній; потому что ни въ земледѣліи, ни въ садоводствѣ не настояло надобности, — все выростало изъ земли само собою. Къ тому же постоянно господствовало самое тихое благораствореніе воздуха, не приносившее людямъ никакихъ непріятностей; поэтому они паслись не только обнаженными и не строили себѣ никакихъ крытыхъ жилищъ, но и вмѣсто постели употребляли траву, въ изобиліи произраставшую изъ земли. На этомъ основаніи легко судить, который періодъ міра блаженнѣе, — Сатурновъ ли, или настоящій, продолжающійся подъ владычествомъ Зевса. Вѣдь если питомцы Сатурна, наслаждаясь такимъ спокойствіемъ и беззаботностью, такимъ счастіемъ жизни, бесѣдовали не только съ людьми, но и съ прочими животными, и въ этомъ отношеніи дѣлали такъ, чтобы все направлялось къ философіи и къ познанію силы и отношеній каждой природы, то легко видѣть, насколько они блаженствомъ своей жизни превосходили теперешнихъ людей. Впрочемъ оставимъ это; ибо неизвѣстно, люди того періода дѣйствительно ли такъ усердно преданы были наукѣ и философіи (p. 271 C — 272 D).
Но когда это время закончилось и судьбою опредѣлено совершиться наконецъ измѣненію вещей, когда земной родъ весь уже истощился, поколику всякая душа должна была дать столько разъ сѣмена жизни, сколько повелѣно было ей: тогда правитель всего универса вещей, оставивъ руль, удалился на возвышенное мѣсто своего созерцанія, а міръ стала вращать необходимость и врожденное ему вожделѣніе. Тогда же и прочіе боги, къ какимъ мѣстамъ или животнымъ кто былъ приставленъ, узнавъ объ этомъ, тотчасъ оставили свои посты. Между тѣмъ міръ, начавъ вращаться назадъ, и сильно сотрясаясь, производилъ опять страшное пораженіе въ царствѣ животныхъ, пока наконецъ все не освоилось съ новымъ порядкомъ и мало по малу не уравновѣсилось и не возвратилось къ спокойствію. Онъ еще помнилъ пред-
земли, и притом так, что нисколько не помнили своего прошедшего. Не было у них также и собственных владений; потому что ни в земледелии, ни в садоводстве не настояло надобности, — всё вырастало из земли само собою. К тому же постоянно господствовало самое тихое благорастворение воздуха, не приносившее людям никаких неприятностей; поэтому они паслись не только обнаженными и не строили себе никаких крытых жилищ, но и вместо постели употребляли траву, в изобилии произраставшую из земли. На этом основании легко судить, который период мира блаженнее, — Сатурнов ли, или настоящий, продолжающийся под владычеством Зевса. Ведь если питомцы Сатурна, наслаждаясь таким спокойствием и беззаботностью, таким счастьем жизни, беседовали не только с людьми, но и с прочими животными, и в этом отношении делали так, чтобы всё направлялось к философии и к познанию силы и отношений каждой природы, то легко видеть, насколько они блаженством своей жизни превосходили теперешних людей. Впрочем оставим это; ибо неизвестно, люди того периода действительно ли так усердно преданы были науке и философии (p. 271 C — 272 D).
Но когда это время закончилось и судьбою определено совершиться наконец изменению вещей, когда земной род весь уже истощился, поколику всякая душа должна была дать столько раз семена жизни, сколько повелено было ей: тогда правитель всего универса вещей, оставив руль, удалился на возвышенное место своего созерцания, а мир стала вращать необходимость и врожденное ему вожделение. Тогда же и прочие боги, к каким местам или животным кто был приставлен, узнав об этом, тотчас оставили свои посты. Между тем мир, начав вращаться назад, и сильно сотрясаясь, производил опять страшное поражение в царстве животных, пока наконец всё не освоилось с новым порядком и мало-помалу не уравновесилось и не возвратилось к спокойствию. Он еще помнил пред-
