дѣльнаго (p. 26 E — 27 B). Вотъ четыре начала, отъ которыхъ должно производить все, что раждается.
Это, сказали мы, есть важнѣйшее мѣсто для уразумѣнія всей философіи Платона: безъ него едва ли можно было бы правильно истолковать Тимея и Парменида, образцовые діалоги Платоновы. Напротивъ теперь и темный Парменидъ становится ясенъ, и недоступный Тимей дѣлается доступнымъ; потому что философу хотѣлось одни и тѣ же начала примѣнить какъ къ міру нравственному, проявляющемуся въ удовольствіи и разумности, такъ и къ идеямъ, или къ происхожденію всѣхъ вещей. Древніе писатели говорятъ, что Платонъ въ изложенномъ ученіи слѣдовалъ Филолаю. Кромѣ другихъ, объ этомъ свидѣтельствуетъ Проклъ (Theol. Plat. l, 5, p. 13; III, 7, p. 132. Ad Tim. l, p. 26, p. 54). Посему не лишнимъ дѣломъ будетъ кратко предложить здѣсь мнѣнія этого знаменитаго пиѳагорейца и сравнить ихъ съ ученіемъ Платона, чтобы видно было, что̀ между ними общаго и въ чемъ они расходятся. Взявъ за основаніе отрывки сочиненія Филолаева, изданные Беккомъ (Philolaos des Pithagoreers Lehren nebst den Bruchstücken seines Werkes. Berlin. 1819), и слѣдуя замѣчаніямъ другихъ древнихъ и новыхъ критиковъ, мы можемъ, кажется, удовлетворительно объяснить смыслъ относящихся къ нашему предмету понятій Филолая. Онъ училъ такъ: Все существующее(τὰ ἐόντα) или предѣльно или безпредѣльно (ἢ περαίνοντα ἢ ἄπειρα), или то же самое и предѣльно и вмѣстѣ безпредѣльно; потомъ къ этому прибавляетъ: такъ какъ вещи составлены и не все изъ предѣльнаго, и не все изъ безпредѣльнаго, то явно, что міръ и всѣ находящіяся въ немъ особности сложены изъ предѣльнаго и вмѣстѣ безпредѣльнаго, — то есть, изъ того и другаго сложеннаго въ одно. И такъ, Филолай принималъ два начала вещей: одно — предѣльное, другое — безпредѣльное. Такъ думали и прочіе пиѳагорейцы; только, пользуясь именами чиселъ, они предѣльное называли τὸ ἕν, а безпредѣльное, ἀόριστον, — δυάδα (Brandis. De perdit. Aristot. libris
дельного (p. 26 E — 27 B). Вот четыре начала, от которых должно производить всё, что рождается.
Это, сказали мы, есть важнейшее место для уразумения всей философии Платона: без него едва ли можно было бы правильно истолковать Тимея и Парменида, образцовые диалоги Платоновы. Напротив теперь и темный Парменид становится ясен, и недоступный Тимей делается доступным; потому что философу хотелось одни и те же начала применить как к миру нравственному, проявляющемуся в удовольствии и разумности, так и к идеям, или к происхождению всех вещей. Древние писатели говорят, что Платон в изложенном учении следовал Филолаю. Кроме других, об этом свидетельствует Прокл (Theol. Plat. l, 5, p. 13; III, 7, p. 132. Ad Tim. l, p. 26, p. 54). Посему не лишним делом будет кратко предложить здесь мнения этого знаменитого пифагорейца и сравнить их с учением Платона, чтобы видно было, что̀ между ними общего и в чём они расходятся. Взяв за основание отрывки сочинения Филолаева, изданные Бекком (Philolaos des Pithagoreers Lehren nebst den Bruchstücken seines Werkes. Berlin. 1819), и следуя замечаниям других древних и новых критиков, мы можем, кажется, удовлетворительно объяснить смысл относящихся к нашему предмету понятий Филолая. Он учил так: Всё существующее(τὰ ἐόντα) или предельно или беспредельно (ἢ περαίνοντα ἢ ἄπειρα), или то же самое и предельно и вместе беспредельно; потом к этому прибавляет: так как вещи составлены и не всё из предельного, и не всё из беспредельного, то явно, что мир и все находящиеся в нём особности сложены из предельного и вместе беспредельного, — то есть, из того и другого сложенного в одно. Итак, Филолай принимал два начала вещей: одно — предельное, другое — беспредельное. Так думали и прочие пифагорейцы; только, пользуясь именами чисел, они предельное называли τὸ ἕν, а беспредельное, ἀόριστον, — δυάδα (Brandis. De perdit. Aristot. libris
