злу свойственно зло, добру — добро, а ни-добру-ни-злу — ни-добро-ни-зло? — Имъ кажется, сказали они, что каждому свойственно каждое. — Стало-быть, дѣти, замѣтилъ я, мы опять D. попали на тѣ самыя положенія о дружбѣ, которыя прежде отвергли; вѣдь въ такомъ случаѣ справедливый справедливому и злой злому будетъ ничѣмъ не меньше другомъ, какъ и добрый доброму. — Выходитъ, сказалъ онъ. — Что же? когда доброе и свойственное мы называемъ тѣмъ же, — иное ли что говоримъ, какъ не то, что добрый только доброму другъ? — Конечно. — Однакожъ и въ этомъ вѣдь, какъ намъ тогда казалось, мы обличили себя. Или не помните? — Помнимъ. — Такъ E. что же еще сдѣлаемъ съ своимъ изслѣдованіемъ? Не явно ли, что ничего[1]? — Ничего. — Прошу же васъ, подражая мудрецамъ[2] въ судахъ, пересмотрѣть все прежде сказанное. И если уже ни любимые ни любящіе, ни подобные ни неподобные, ни добрые ни свойственные, ни все прочее нами разсмотрѣнное — вѣдь отъ множества такихъ вещей, я и самъ всего не помню — если ничто изъ этого не есть дружественное, то я ничего 223. не могу сказать болѣе.
Сказавъ это, я думалъ было уже тронуть кого-нибудь другаго — постарше. Но тутъ, будто какіе демоны[3], подошли педагоги — одинъ Менексеновъ, другой — Лизисовъ, вмѣстѣ съ
- ↑ Не явно ли, что ничего? Этотъ вопросъ, очевидно, требуетъ отвѣта, — тѣмъ болѣе, что въ слѣдующихъ далѣе словахъ: δέομαι οὖν, союзъ οὖν явно предполагаетъ его. Посему я, вмѣстѣ съ Астомъ, нахожу умѣстнымъ послѣ: ἤ δῆλον ὅτι οὐδέν, поставить отвѣтъ: οὐδέν.
- ↑ Подражая мудрецамъ въ судахъ. Платонъ разумѣетъ риторовъ и говоритъ о нихъ съ насмѣшкою; это видно нетолько изъ того, что называетъ ихъ мудрецами, но и изъ употребленнаго далѣе и примѣненнаго къ нимъ глагола ἀναπεμπάσασθαι, что собственно значитъ — дѣлать отрыжку или пережевывать — cibos ad rumen revocare.
- ↑ Будто какіе демоны — δαίμονες. Явно, что здѣсь слово демонъ въ устахъ Сократа должно было означать непріязненнаго духа. Хотя въ другихъ мѣстахъ сочиненій Платона это слово въ подобномъ смыслѣ не встрѣчается; однакожъ ничто не препятствуетъ предполагать, что въ простомъ ежедневномъ разговорѣ оно было употребляемо. Поэтому германскіе критики, всегда ведущіе войну противъ бытія злыхъ духовъ (см. Elsner. Observv. ad. Matth. IX, 34), напрасно усиливаются доказать, что здѣсь Платону представлялись не злые духи.
злу свойственно зло, добру — добро, а ни-добру-ни-злу — ни-добро-ни-зло? — Им кажется, сказали они, что каждому свойственно каждое. — Стало быть, дети, заметил я, мы опять D. попали на те самые положения о дружбе, которые прежде отвергли; ведь в таком случае справедливый справедливому и злой злому будет ничем не меньше другом, как и добрый доброму. — Выходит, сказал он. — Что же? когда доброе и свойственное мы называем тем же, — иное ли что говорим, как не то, что добрый только доброму друг? — Конечно. — Однакож и в этом ведь, как нам тогда казалось, мы обличили себя. Или не помните? — Помним. — Так E. что же еще сделаем со своим исследованием? Не явно ли, что ничего[1]? — Ничего. — Прошу же вас, подражая мудрецам[2] в судах, пересмотреть всё прежде сказанное. И если уже ни любимые ни любящие, ни подобные ни неподобные, ни добрые ни свойственные, ни всё прочее нами рассмотренное — ведь от множества таких вещей, я и сам всего не помню — если ничто из этого не есть дружественное, то я ничего 223. не могу сказать более.
Сказав это, я думал было уже тронуть кого-нибудь другого — постарше. Но тут, будто какие демоны[3], подошли педагоги — один Менексенов, другой — Лизисов, вместе с
————————————
- ↑ Не явно ли, что ничего? Этот вопрос, очевидно, требует ответа, — тем более, что в следующих далее словах: δέομαι οὖν, союз οὖν явно предполагает его. Посему я, вместе с Астом, нахожу уместным после: ἤ δῆλον ὅτι οὐδέν, поставить ответ: οὐδέν.
- ↑ Подражая мудрецам в судах. Платон разумеет риторов и говорит о них с насмешкою; это видно нетолько из того, что называет их мудрецами, но и из употребленного далее и примененного к ним глагола ἀναπεμπάσασθαι, что собственно значит — делать отрыжку или пережевывать — cibos ad rumen revocare.
- ↑ Будто какие демоны — δαίμονες. Явно, что здесь слово демон в устах Сократа должно было означать неприязненного духа. Хотя в других местах сочинений Платона это слово в подобном смысле не встречается; однакож ничто не препятствует предполагать, что в простом ежедневном разговоре оно было употребляемо. Поэтому германские критики, всегда ведущие войну против бытия злых духов (см. Elsner. Observv. ad. Matth. IX, 34), напрасно усиливаются доказать, что здесь Платону представлялись не злые духи.
