вліяніемъ полковника Олкотта и Могини, я сдѣлаюсь буддистомъ? Относительно этого вы можете быть совершенно спокойны.
— Ахъ нѣтъ, — совсѣмъ не то! — воскликнула г-жа Y., — дѣло не въ чтеніи мистическихъ книгъ и не въ занятіяхъ оккультизмомъ — вы можете иначе увлечься и поставить себя въ крайне рискованное положеніе. Тутъ есть такія вещи, которыя втягиваютъ, отводятъ глаза, а когда человѣкъ очнулся и начинаетъ видѣть ясно — ужь поздно! Вѣдь вы не передадите моихъ словъ Еленѣ?
— Если вы думаете, что передамъ, то пожалуйста ничего мнѣ не говорите.
— Ну такъ слушайте. Что̀ скажете вы о феноменѣ съ медальономъ?
— Вы сами можете отвѣтить на этотъ вопросъ — вы должны были видѣть мое къ нему отношеніе.
— Но видите ли вы мое отношеніе къ нему и вообще ко всему, что производитъ Елена?
— Говоря откровенно — пока еще не вижу.
— Вотъ то-то и есть! Знайте же, что между мною и ею нѣтъ ровно ничего общаго. Я ее люблю, я привыкла любить ее съ дѣтства, и бываютъ минуты, когда мнѣ ее очень жалко — какъ тамъ ни говорите — вѣдь она глубоко несчастная женщина. Ну вотъ, вслѣдствіе этой жалости, мнѣ и приходится иногда на многое закрывать глаза, хотя оно и возмущаетъ меня глубоко. Но я ее люблю, мнѣ ее жаль — и я не могу не быть къ ней снисходительна. Теперь вотъ мы не видѣлись много лѣтъ, она пишетъ, проситъ меня пріѣхать повидаться, у меня нѣтъ средствъ для такой поѣздки, но она высылаетъ мнѣ нужныя для этого деньги — и вотъ я пріѣхала. Я очень рада видѣть ее, быть съ нею, но, несмотря на это, между нами все рознь и рознь, ничего нѣтъ общаго. Она вотъ постоянно заставляетъ меня писать объ ея обществѣ, обо всѣхъ этихъ феноменахъ, — ну что я тутъ подѣлаю?! Что только возможно, я готова для нея сдѣлать, но наконецъ она требуетъ невозможнаго… я многимъ готова для нея пожертвовать, но даже для нея не въ состояніи пожертвовать совѣстью.
влиянием полковника Олкотта и Могини, я сделаюсь буддистом? Относительно этого вы можете быть совершенно спокойны.
— Ах нет, — совсем не то! — воскликнула г-жа Y., — дело не в чтении мистических книг и не в занятиях оккультизмом — вы можете иначе увлечься и поставить себя в крайне рискованное положение. Тут есть такие вещи, которые втягивают, отводят глаза, а когда человек очнулся и начинает видеть ясно — уж поздно! Ведь вы не передадите моих слов Елене?
— Если вы думаете, что передам, то пожалуйста ничего мне не говорите.
— Ну так слушайте. Что скажете вы о феномене с медальоном?
— Вы сами можете ответить на этот вопрос — вы должны были видеть мое к нему отношение.
— Но видите ли вы мое отношение к нему и вообще ко всему, что производит Елена?
— Говоря откровенно — пока еще не вижу.
— Вот то-то и есть! Знайте же, что между мною и ею нет ровно ничего общего. Я ее люблю, я привыкла любить ее с детства, и бывают минуты, когда мне ее очень жалко — как там ни говорите — ведь она глубоко несчастная женщина. Ну вот, вследствие этой жалости мне и приходится иногда на многое закрывать глаза, хотя оно и возмущает меня глубоко. Но я ее люблю, мне ее жаль — и я не могу не быть к ней снисходительна. Теперь вот мы не виделись много лет, она пишет, просит меня приехать повидаться, у меня нет средств для такой поездки, но она высылает мне нужные для этого деньги — и вот я приехала. Я очень рада видеть ее, быть с нею, но, несмотря на это, между нами все рознь и рознь, ничего нет общего. Она вот постоянно заставляет меня писать об ее обществе, обо всех этих феноменах, — ну что я тут поделаю?! Что только возможно, я готова для нее сделать, но наконец она требует невозможного… я многим готова для нее пожертвовать, но даже для нее не в состоянии пожертвовать совестью.
