ея обманы и ее не выдавать. Онъ глубоко возмущался, что другіе «теософы» не понимаютъ такой простой истины.
Но вотъ, на нашемъ парижскомъ горизонтѣ, появился еще и третій личный другъ Елены Петровны, скомпрометтированный и возмущенный. Это былъ Гебгардъ-отецъ изъ Эльберфельда. «Madame» вызвала его къ себѣ въ Вюрцбургъ и (можно себѣ представить послѣ какихъ объясненій и сценъ) дала ему весьма почетную миссію: онъ долженъ былъ заставить меня молчать и отказаться отъ всѣхъ моихъ показаній, а, кромѣ того, поссорить со мною m-me де-Морсье во исполненіе правила: divide et impera. На меня рѣшено было дѣйствовать посредствомъ угрозъ, а m-me де-Морсье, какъ околдованную мною, слѣдовало вернуть на путь истины лестью.
Но дѣло въ томъ, что въ Вюрцбургѣ еще неизвѣстны были наши дѣйствія, да и Елена Петровна ничего не сказала ему о своей «исповѣди» и послѣднихъ письмахъ, очевидно не понимая ихъ значенія.
Herr Гебгардъ явился съ большимъ апломбомъ; но когда m-me де-Морсье, въ моемъ присутствіи, прочла ему мои показанія и переводы писемъ, — онъ представилъ изъ себя весьма жалкую фигуру.
Онъ, очевидно, не ожидалъ ничего подобнаго, онъ растерялся, до того растерялся, что не могъ произнести ни одного слова и поспѣшилъ изъ Парижа, чтобы обдумать «сообща» положеніе и хорошенько приготовиться къ исполненію возложенной на него миссіи. Онъ приготовился къ ней, какъ будетъ скоро видно, черезъ нѣсколько мѣсяцевъ.
Слѣдуетъ разсказать еще о неожиданномъ появленіи въ то время одной особы, которую мы считали навѣки поселившейся въ Индіи, въ «главной квартирѣ теософическаго общества». Когда, около конца 1884 года, Е. П. Блаватская отправилась въ Индію, съ цѣлью «разрушить заговоръ Куломбовъ», ее, между прочимъ, сопровождали (какъ она мнѣ писала въ приведенномъ мною выше письмѣ изъ Адіара отъ 3 января 1885 г.) «преданные друзья» — мужъ и жена Куперъ-Оклэй.
ее обманы и ее не выдавать. Он глубоко возмущался, что другие «теософы» не понимают такой простой истины.
Но вот на нашем парижском горизонте появился еще и третий личный друг Елены Петровны, скомпрометированный и возмущенный. Это был Гебгард-отец из Эльберфельда. «Madame» вызвала его к себе в Вюрцбург и (можно себе представить после каких объяснений и сцен) дала ему весьма почетную миссию: он должен был заставить меня молчать и отказаться от всех моих показаний, а, кроме того, поссорить со мною m-me де Морсье во исполнение правила: divide et impera. На меня решено было действовать посредством угроз, а m-me де Морсье, как околдованную мною, следовало вернуть на путь истины лестью.
Но дело в том, что в Вюрцбурге еще неизвестны были наши действия, да и Елена Петровна ничего не сказала ему о своей «исповеди» и последних письмах, очевидно не понимая их значения.
Herr Гебгард явился с большим апломбом; но когда m-me де Морсье в моем присутствии прочла ему мои показания и переводы писем, — он представил из себя весьма жалкую фигуру.
Он, очевидно, не ожидал ничего подобного, он растерялся, до того растерялся, что не мог произнести ни одного слова и поспешил из Парижа, чтобы обдумать «сообща» положение и хорошенько приготовиться к исполнению возложенной на него миссии. Он приготовился к ней, как будет скоро видно, через несколько месяцев.
Следует рассказать еще о неожиданном появлении в то время одной особы, которую мы считали навеки поселившейся в Индии, в «главной квартире теософического общества». Когда около конца 1884 года, Е. П. Блаватская отправилась в Индию, с целью «разрушить заговор Куломбов», ее, между прочим, сопровождали (как она мне писала в приведенном мною выше письме из Адиара от 3 января 1885 г.) «преданные друзья» — муж и жена Купер-Оклей.
