жалъ свои похожденія, пока они не потеряли прелести новизны и не надоѣли ему; почувствовавъ себя удовлетвореннымъ, онъ рѣшилъ прекратить ихъ. Да и пора было; добыча его по теперешней оцѣнкѣ достигала пятидесяти милліоновъ долларовъ!
Онъ могъ бы уѣхать къ себѣ на родину и сдѣлаться однимъ изъ самыхъ богатыхъ людей своего времени, при чемъ прошли бы года, прежде чѣмъ покража открылась бы, но онъ былъ тоже человѣкъ; ему надоѣло наслаждаться видомъ сокровищъ одному, и онъ рѣшилъ подыскать себѣ товарища, съ которымъ бы можно было раздѣлить свои восторги. И вотъ, взявъ страшную клятву съ одного кандіотскаго дворянина, по имени Кріони, онъ пригласилъ его въ свое жилище и показалъ ему свое сокровище. Но въ лицѣ своего пріятеля онъ замѣтилъ такое выраженіе, которое возбудило въ немъ опасенія, и если бы Кріони не поспѣшилъ объяснить, что измѣненіе его лица произошло вслѣдствіе величайшаго удивленія и радости, то онъ не поколебался бы вонзить въ его грудь свой кинжалъ. Стаммэто подарилъ Кріони одну изъ лучшихъ государственныхъ драгоцѣнностей: громадный карбункулъ, который впослѣдствіи украшалъ парадную шапку герцога. Затѣмъ пріятели разстались; Кріони тотчасъ же пошелъ во дворецъ и разсказалъ о преступленіи, при чемъ карбункулъ послужилъ ему доказательствомъ правдивости. Стаммэто арестовали, предали суду и осудили съ быстротой, свойственной венеціанскому правосудію прежняго времени. Онъ былъ повѣшенъ между двумя большими колоннами Піаццы, при чемъ веревка, на которой его повѣсили, была позолочена, вѣроятно, въ видѣ намека на любовь къ золоту, изъ-за которой онъ потерялъ жизнь. Онъ даже не успѣлъ воспользоваться своей добычей, которая была найдена совершенно въ цѣлости.
Въ Венеціи мы пользовались роскошью, чрезвычайно рѣдко выпадавшею на нашу долю во время путешествія нашего по континенту — я хочу сказать, что въ Венеціи мы пользовались домашнимъ обѣдомъ въ частномъ семействѣ. Если бы въ Европѣ всегда можно бы было устраиваться подобнымъ образомъ, то путешествіе по ней много бы выиграло въ привлекательности. Теперь же приходится, конечно, останавливаться въ гостинницахъ, что крайне непріятно. Человѣкъ, привыкшій къ американской пищѣ и американской домашней кухнѣ, если и не умретъ въ Европѣ отъ голода, то во всякомъ случаѣ будетъ медленно чахнуть и въ концѣ концовъ всетаки умретъ отъ истощенія. Прежде всего ему приходится начинать свой день безъ привычнаго утренняго завтрака. Это составляетъ такое серьезное лишеніе, что онъ будетъ страдать очень долго. Онъ будетъ стараться устроить себѣ что-нибудь такое, что бы замѣнило ему нашъ ранній завтракъ, но
жал свои похождения, пока они не потеряли прелести новизны и не надоели ему; почувствовав себя удовлетворенным, он решил прекратить их. Да и пора было; добыча его по теперешней оценке достигала пятидесяти миллионов долларов!
Он мог бы уехать к себе на родину и сделаться одним из самых богатых людей своего времени, причем прошли бы года, прежде чем покража открылась бы, но он был тоже человек; ему надоело наслаждаться видом сокровищ одному, и он решил подыскать себе товарища, с которым бы можно было разделить свои восторги. И вот, взяв страшную клятву с одного кандиотского дворянина, по имени Криони, он пригласил его в свое жилище и показал ему свое сокровище. Но в лице своего приятеля он заметил такое выражение, которое возбудило в нем опасения, и если бы Криони не поспешил объяснить, что изменение его лица произошло вследствие величайшего удивления и радости, то он не поколебался бы вонзить в его грудь свой кинжал. Стаммэто подарил Криони одну из лучших государственных драгоценностей: громадный карбункул, который впоследствии украшал парадную шапку герцога. Затем приятели расстались; Криони тотчас же пошел во дворец и рассказал о преступлении, причем карбункул послужил ему доказательством правдивости. Стаммэто арестовали, предали суду и осудили с быстротой, свойственной венецианскому правосудию прежнего времени. Он был повешен между двумя большими колоннами Пиаццы, причем веревка, на которой его повесили, была позолочена, вероятно, в виде намека на любовь к золоту, из-за которой он потерял жизнь. Он даже не успел воспользоваться своей добычей, которая была найдена совершенно в целости.
В Венеции мы пользовались роскошью, чрезвычайно редко выпадавшею на нашу долю во время путешествия нашего по континенту — я хочу сказать, что в Венеции мы пользовались домашним обедом в частном семействе. Если бы в Европе всегда можно бы было устраиваться подобным образом, то путешествие по ней много бы выиграло в привлекательности. Теперь же приходится, конечно, останавливаться в гостиницах, что крайне неприятно. Человек, привыкший к американской пище и американской домашней кухне, если и не умрет в Европе от голода, то во всяком случае будет медленно чахнуть и в конце концов все-таки умрет от истощения. Прежде всего ему приходится начинать свой день без привычного утреннего завтрака. Это составляет такое серьезное лишение, что он будет страдать очень долго. Он будет стараться устроить себе что-нибудь такое, что бы заменило ему наш ранний завтрак, но
