Джимъ, — онъ почти задыхался отъ страха, — нашъ Джимъ проговорилъ то же:
— Нѣтъ, масса Томъ, не дѣлайте этого! Еели вы только тронете его, мы пропали!.. пропали совсѣмъ!.. Я не подойду къ нему, ни за что на свѣтѣ не подойду! Масса Томъ, вѣдь онъ какъ есть сумасшедшій!
Томъ прошепталъ въ отвѣтъ на это:
— Именно потому-то и надо дѣйствовать. Не будь онъ помѣшанъ, я и не подумалъ бы уходить отсюда; ничѣмъ вы не сманили бы меня тогда съ этого шара; вѣдь я имъ теперь править умѣю и не боюсь быть отрѣзаннымъ отъ твердой земли. Но все это такъ, если бы онъ былъ въ своемъ умѣ, а летать съ человѣкомъ, который потерялъ разсудокъ, хочетъ отмахать кругомъ всего земного шара и потомъ утопить насъ, — это уже противно здравой политикѣ. Мы должны дѣйствовать, повторяю вамъ, и именно теперь, прежде чѣмъ онъ проснется; другого подобнаго случая можетъ у насъ и не быть. Идемъ же!
Но мы похолодѣли и замерли отъ одной мысли объ этомъ, и заявили, что не тронемся съ мѣста. Тогда Томъ рѣшился ползти одинъ и попытаться добраться до штура и пристать къ землѣ. Мы умоляли его не дѣлать ничего, но было напрасно: онъ всталъ на четвереньки и сталъ подвигаться, по дюйму за-разъ, не болѣе, а мы наблюдали за нимъ, притаивъ дыханіе. Добравшись до середины лодки, онъ поползъ еще тише; мнѣ казалось, что проходятъ такъ цѣлые годы. Наконецъ, видимъ мы, онъ уже возлѣ самой головы профессора, поднимается потихоньку, смотритъ ему въ лицо, нѣсколько времени прислушивается… потомъ, начинаетъ опять ползти потихоньку далѣе, къ ногамъ професора, гдѣ находились кнопки отъ штура. Онъ добрался туда благополучно и уже протянулся медленно къ кнопкамъ, какъ, вдругъ, сронилъ что-то… Это звякнуло; онъ тотчасъ же припалъ къ полу и лежитъ неподвижно. Профессоръ приподнялся, спросилъ: — Что такое?.. — Но мы всѣ не шелохнемся, точно мертвые. Онъ сталъ бормотать и ворочаться, какъ человѣкъ, который собирается совершенно проснуться, а я думалъ, что смерть моя пришла, до того все это пугало меня и терзало.
Тутъ мѣсяцъ скрылся за тучами и я чуть не заплакалъ отъ радости. Онъ зарывался въ нихъ все глубже и глубже, и стало такъ темно, наконецъ, что мы уже не могли видѣть Тома. Въ это время сталъ моросить дождь и намъ было слышно, какъ профессоръ возится съ своими канатами и ругаетъ погоду. Мы ужасно боялись, что онъ наткнется на Тома и тогда намъ конецъ! Спасенія ни откуда! Но Томъ пробирался уже назадъ и мы скоро по-
