Я сидѣлъ около, ожидая, что онъ будетъ продолжать разсказъ о Сбойниковѣ.
Но старикъ, кажется, уже и забылъ о немъ.
Такъ прошло нѣсколько минутъ.
— А почему вы, Кириллычъ, ушли изъ вѣстовыхъ отъ Сбоникова?—спросилъ наконецъ я, желая навести его на прежнюю тему.
— По случаю войны. Какъ стали воевать съ туркой, онъ поздравилъ меня съ войной и приказалъ на завтра же свою должность новому вѣстовому сдать. „А ты, говоритъ, явись въ экипажъ… Тебя снова на корабль марсовымъ назначатъ. Теперь, говоритъ, хорошій матросъ долженъ на своемъ мѣстѣ быть и, въ случаѣ чего, за матушку Рассею, говоритъ, сражаться и честь флага отстаивать. Понялъ? А затѣмъ, говоритъ, я тобою былъ доволенъ“. И съ этими самыми словами далъ мнѣ десять карбованцевъ.—Въ скорости мы съ Нахимовымъ-адмираломъ ушли въ море турку ловить и накрыли его подъ Синопомъ. Какъ вернулись въ Севастополь послѣ Синопа, пошелъ слухъ, что война будетъ долгая, и не съ однимъ туркой. Сказывали потомъ, будто нашъ Императоръ Николай Павловичъ не согласился французскаго императора за ровню считать. „Я, говоритъ, настоящій императоръ, а ты, говоритъ, изъ какихъ-то бѣглыхъ арестантовъ. Я не согласенъ тебя за брата признать. Прусскій и австрійскій императоры—тѣ точно мои двоюродные братья, а какой же мнѣ, русскому царю, можетъ быть братъ—бѣглый арестантъ?“ Такъ и отписалъ ему и приказалъ своему любимому генералу отвезти письмо къ французскому императору и отдать, значитъ, въ собственныя руки. Тому, извѣстно, обидно стало, и онъ объявилъ войну да англичанъ на свою сторону переманилъ. За турку, значитъ, заступиться. „Мы, говоритъ, спѣси-то собьемъ съ русскихъ, черноморскій флотъ изничтожимъ и Севастополь разоримъ“. И точно пришло ихнихъ кораблей видимо-невидимо… Всѣ такъ полагали, что Меньшиковъ не
