ставляло бы нѣкоторый плюсъ, сообщая этимъ выводамъ болѣе конкретную форму, связывая ихъ болѣе тѣснымъ образомъ съ данными наблюденія и деталями повседневнаго опыта. Но этого мало—оно дастъ намъ возможность ввести нѣкоторыя разграниченія въ массу такихъ фактовъ, которые обыкновенно смѣшиваются между собой, какъ будто бы вся разница между ними исчерпывалась одними только оттѣнками; тогда какъ въ дѣйствительности между ними существуетъ иногда діаметральное различіе. Это имѣетъ мѣсто по отношенію къ самоубійству и умственному разстройству. Послѣднее, въ глазахъ профановъ, представляетъ собою нѣкоторое опредѣленное состояніе, способное только въ зависимости отъ обстоятельствъ измѣняться внѣшнимъ образомъ. Для психіатра это слово обозначаетъ, наоборотъ, цѣлый рядъ различныхъ типовъ болѣзни. Точно такъ же въ обыденной жизни самоубійцу представляютъ себѣ, обыкновенно, меланхоликомъ, тяготящимся жизнью. Въ дѣйствительности, тѣ акты, посредствомъ которыхъ люди разстаются съ жизнью, группируются въ различные виды, имѣющіе самое различное моральное и соціальное значеніе.
Первый видъ самоубійства, безъ сомнѣнія, извѣстный уже въ античномъ мірѣ, но въ особенности распространенный въ настоящее время, представляетъ въ его идеальномъ типѣ Рафаэль Ламартина. Характерною его чертою является состояніе томительной меланхоліи, парализующей всякую дѣятельность человѣка. Всевозможныя дѣла, общественная служба, полезный трудъ, даже домашнія обязанности внушаютъ ему только чувство безразличія и отчужденія. Ему невыносимо соприкосновеніе съ внѣшнимъ міромъ и, наоборотъ, мысль и внутренній міръ выигрываютъ настолько же, насколько теряетъ внѣшняя дѣеспособность. Закрывая глаза на все окружающее, человѣкъ главнымъ образомъ обращаетъ вниманіе на состояніе своего сознанія; онъ избираетъ его единственнымъ предметомъ
