и апостоловъ, а ту, которая на слѣпой вѣрѣ народа въ соборъ мнитъ строить неправедность безразсудствъ, никому не дозволяя сомнѣваться въ достоинствѣ ея опредѣленій. Скажу яснѣе и прямѣе: не ту церковь, которая имѣетъ право исправлять ошибки своихъ первосвятителей, а ту, въ которой эти первосвятители не только не дозволяютъ никому обличать ихъ ошибки, но и принуждаютъ вѣровать въ эти ошибки, какъ во внушенія Бога. Но ни престолъ, ни государство не могут быть крѣпки, стоя на лжи и обманѣ. Гг. сенаторы, преосвященные отцы! Я съ помощію Бога на всякомъ ихъ словѣ опровергала и стыдила. За всѣмъ тѣмъ, на всѣ наши предложенія исправить давнѣйшія погрѣшности, они въ этомъ намъ отказывали и отказываютъ. Вотъ, гг. правительствующій сенатъ, цѣль сегодняшней вашей конференціи съ св. синодомъ. Сегодня, при содѣйствіи вашемъ, мы надѣемся сломить его упрямство, а вы, гг. сенаторы, будете свидѣтелями предъ отечествомъ, что мѣры, кои мы на случай дальнѣйшаго упорства имѣемъ принять, вынуждены у нас преосвященными отцами. Къ вамъ обращаюсь, св. синодъ, и вмѣстѣ съ симъ возвращаюсь къ вашему опредѣленію отъ 15 мая 1722 года. Спрашиваю: о мудрости ли, о просвѣщенности ли, о пастырности ли свидѣтельствуетъ этотъ актъ? Удивляюсь вашему ослѣпленію: народъ валитъ въ церковь и, конечно, съ своимъ отъ отцовъ унаслѣдованнымъ двуперстіемъ, а архипастыри будто какъ злодѣевъ встрѣчаютъ его проклятіями и угрозами истязаній и казней. Кто же изъ васъ раскольники, кто злодѣи? Можемъ ли мы терпѣть это пятно, эту нечисть, этотъ позоръ на нашей императорской порфирѣ, на отечественной церкви, на ея іерархіи и, наконец, на васъ самихъ, преосвященные отцы? Хотя знаю, самая мысль разстаться съ этой нечистотою приводитъ васъ въ ужасъ и негодованіе! Не трогаю вашихъ ни запретовъ, ни проклятій: пусть они послѣдуютъ за вами и туда, гдѣ раздаютъ ихъ по достоинству. Отвѣчайте, пре-
и апостолов, а ту, которая на слепой вере народа в собор мнит строить неправедность безрассудств, никому не дозволяя сомневаться в достоинстве её определений. Скажу яснее и прямее: не ту церковь, которая имеет право исправлять ошибки своих первосвятителей, а ту, в которой эти первосвятители не только не дозволяют никому обличать их ошибки, но и принуждают веровать в эти ошибки, как во внушения Бога. Но ни престол, ни государство не могут быть крепки, стоя на лжи и обмане. Гг. сенаторы, преосвященные отцы! Я с помощию Бога на всяком их слове опровергала и стыдила. За всем тем, на все наши предложения исправить давнейшие погрешности, они в этом нам отказывали и отказывают. Вот, гг. правительствующий сенат, цель сегодняшней вашей конференции со св. синодом. Сегодня, при содействии вашем, мы надеемся сломить его упрямство, а вы, гг. сенаторы, будете свидетелями пред отечеством, что меры, кои мы на случай дальнейшего упорства имеем принять, вынуждены у нас преосвященными отцами. К вам обращаюсь, св. синод, и вместе с сим возвращаюсь к вашему определению от 15 мая 1722 года. Спрашиваю: о мудрости ли, о просвещённости ли, о пастырности ли свидетельствует этот акт? Удивляюсь вашему ослеплению: народ валит в церковь и, конечно, со своим от отцов унаследованным двуперстием, а архипастыри будто как злодеев встречают его проклятиями и угрозами истязаний и казней. Кто же из вас раскольники, кто злодеи? Можем ли мы терпеть это пятно, эту нечисть, этот позор на нашей императорской порфире, на отечественной церкви, на её иерархии и, наконец, на вас самих, преосвященные отцы? Хотя знаю, самая мысль расстаться с этой нечистотою приводит вас в ужас и негодование! Не трогаю ваших ни запретов, ни проклятий: пусть они последуют за вами и туда, где раздают их по достоинству. Отвечайте, пре-
