на. Мы не могли надѣяться, чтобы приняли насъ благосклоннѣе, нежели другихъ народовъ; но думая, что имѣемъ съ собою Посланника, отправленнаго Монархомъ могущественной и сосѣдственной націи сего столь боязливаго въ политическихъ отношеніяхъ народа, съ одними дружественными увѣреніями, ласкались не только нѣкоторымъ изключительнымъ приемомъ, но и большею свободою, которая могла бы долговременное наше въ Нангасаки пребываніе, содѣлать пріятнымъ и небезполезнымъ. Мы полагали, что шестимѣсячное наше бездѣйствіе вознаградится по крайней мѣрѣ пріобрѣтеніемъ свѣденій о семъ такъ мало извѣстномъ Государствѣ. Посѣщающіе оное въ продолженіи двухъ столѣтій Голландцы поставили себѣ закономъ не сообщать свѣту ни какихъ объ немъ извѣстій. Въ теченіи ста лѣтъ явились два только путешественника, которыхъ примѣчанія объ Японіи напечатаны. Хотя оба они находились въ Государствѣ семъ короткое время; однако описанія ихъ важны; поелику онѣ суть единственныя со времени изгнанія Христіанской вѣры изъ Японіи, послѣ чего Езуиты уже никакихъ извѣстій объ оной доставлять не могли. Но сіи путешественники не принадлежали къ Голландской націи, коей не обязана Европа ни малѣйшимъ свѣденіемъ о Японскомъ Государствѣ. Чтожъ бы такое удерживало отъ того Голландцевъ? Не боязнь ли строгаго за то Японцевъ мщенія? Не зависть ли или политика? Первая причина могла бы достаточна быть къ извиненію, естьли бы Японцы, вознегодовавъ на сочиненія Кемпфера и Тунберга, которыя толмочамъ, шпіонамъ ихъ правленія, очень
